Скульпторша - Майнет Уолтерс

— Да? — коротко произнесла она, требуя немедленного ответа.

— Миссис Хопвуд?

— Совершенно верно.

Роз предполагала использовать свою простенькую историю, чтобы прикрыть себя, но, заметив, как недоброжелательно блеснули глаза хозяйки дома, тут же передумала. Миссис Хопвуд была не из тех женщин, доверие которых зарабатывается с первого взгляда.

— Боюсь, что мне в какой-то степени пришлось ввести в заблуждение вашу дочь и вашего мужа для того, чтобы узнать этот адрес. — Она попыталась изобразить на лице улыбку. — Меня зовут.

— Розалинда Лей и вы пишете книгу об Олив. Мне все известно, потому что я совсем недавно разговаривала с Джеральдиной по телефону. Ей понадобилось не слишком много времени, чтобы догадаться о вашей уловке. Простите, но я не смогу быть вам полезна. Я почти не знала ту девочку. — Однако миссис Хопвуд не торопилась захлопывать дверь. Что-то — может быть, любопытство? — удерживало ее от этого.

— И все же вы знаете ее куда лучше, чем я, миссис Хопвуд.

— Но ведь это не я собралась писать о ней книгу, милая моя. Да я бы никогда на это не пошла.

— Даже в том случае, если бы думали, что Олив невиновна?

Миссис Хопвуд промолчала.

— Предположим, что она не делала этого. У вас ведь были подобные мысли, не так ли?

— Это не мое дело. — И женщина хотела закрыть дверь, но Роз попыталась ее остановить.

— Тогда чье, скажите мне, Бога ради?! — потребовала она ответа, неожиданно рассердившись. — Ваша дочь рассказывает мне о двух сестричках, каждая из которых представляет собой загадку. Одна врет без конца, чтобы создать о себе какое-то положительное впечатление, а другая боится отказывать людям только потому, что ей страшно им разонравиться. Что за ерунда творилась в этой семье, если девочки стали такими? И где все это время находились вы сами? Да и все остальные, раз уж на то пошло? У них не было настоящих друзей, кроме друг друга. — Роз увидела, как миссис Хопвуд сжала губы. Журналистка презрительно встряхнула головой. — Боюсь, что ваша дочь обманула меня. Из того, что она мне рассказала, я поняла, что ее мать — настоящая самаритянка. — Она холодно улыбнулась. — Теперь мне понятно. Вы гораздо ближе к фарисеям. Прощайте, миссис Хопвуд.

Женщина нетерпеливо прищелкнула языком.

— Вам лучше зайти в дом. Но я должна вас сразу предупредить о том, что буду вынуждена попросить вас кое о чем. Мне хотелось бы иметь текст этого интервью с тем, чтобы потом вы не смогли бы от моего имени писать все, что угодно для создания сентиментального образа Олив.

Роз вынула свой магнитофон.

— Я буду записывать весь наш разговор. Если у вас в доме имеется магнитофон, вы можете записать беседу одновременно со мной, либо я пришлю вам копию пленки чуть позже.

Миссис Хопвуд согласно кивнула, и только после этого распахнула входную дверь, предварительно сняв предохранительную цепочку.

— У нас есть магнитофон. Мой муж принесет его и настроит, а я пока приготовлю чай. Проходите, и не забудьте вытереть ноги.

Через десять минут все было готово. Миссис Хопвуд успела освоиться и полностью овладела собой.

— Лучше всего будет, если сначала я просто расскажу вам все то, что помню, а потом, когда закончу, вы начнете задавать мне вопросы. Договорились?

— Конечно.

— Я уже говорила, что почти не знала Олив. И это так. Она приходила сюда всего раз пять или шесть. Два раза — на день рождения к Джеральдине, и три-четыре раза просто на чай. Мне она не понравилась: неуклюжая и медлительная, совершенно не способная нормально беседовать, с полным отсутствием чувства юмора и, честно говоря, удивительно несимпатичная внешне. Возможно, мое признание покажется вам жестоким, но я ничего не могу поделать. Я не могу притворяться и говорю вам правду. И я ничуть не переживала, когда их дружба с Джеральдиной как-то сама собой увяла. — Она остановилась и задумалась.

— В конце концов, мы не имели с ней ничего общего. Она больше не приходила в наш дом. Конечно, от Джеральдины и ее подружек я слышала всякие рассказы. Но впечатление, которое у меня создалось в результате, походило на то, что вы мне сами поведали: Олив была печальным, некрасивым и нелюбимым ребенком. Она постоянно хвасталась своими поклонниками, которых не существовало, и веселыми каникулами, которые тоже оставались только в мечтах, чтобы как-то компенсировать свою несчастливую жизнь в родном доме. Ее вранье, как мне кажется, явилось результатом постоянного давления со стороны матери, которая притворялась, что у них в доме царят мир и любовь, а также ее постоянного стремления что-то жевать. Она с рождения была пухлой, но когда стала подростком, то растолстела до чудовищных размеров. Джеральдина рассказывала мне, что Олив воровала еду из школьной кухни и целиком запихивала большие куски себе в рот, словно боялась, что кто-нибудь может вырвать у нее пищу прямо изо рта.

— Я полагаю, такое поведение вы тоже будете интерпретировать — как признак того, что дома у девочки было далеко не все в порядке? — Миссис Хопвуд вопросительно посмотрела на Роз, и та утвердительно кивнула. — Что ж, наверное, я соглашусь с вами. Все это казалось неестественным, так же как смиренность Эмбер. Хотя, должна признаться, что мне никогда не приходилось воочию наблюдать за поступками девочек, если можно так выразиться. Я сужу о них только по рассказам, которые слышала от Джеральдины и ее подруг. В любом случае, они меня беспокоили. Наверное, потому, что мне приходилось встречаться с Гвен и Робертом Мартином, когда я заходила за Джеральдиной в их дом, куда она была приглашена несколько раз. Это была очень странная пара. Они практически не разговаривали друг с другом. Он жил в задней части дома, в небольшой комнатке на первом этаже, а она с девочками занимала верхний этаж. Насколько я понимаю, общение между ними происходило только через дочерей. — Увидев удивленное выражение лица Роз, она встрепенулась. — Как, разве вам об этом еще никто не рассказывал?

Роз отрицательно покачала головой.

— Правда, сама я даже не знала, сколько людей знает об этом. Гвен старалась держаться достойно, и, честно говоря, если бы Джеральдина не рассказала мне, что видела кровать в кабинете мистера Мартина, может быть, я бы тоже не догадалась, что творится в той семье. — Она нахмурила лоб. — Но узнать о том, что происходит рядом, вовсе не так трудно, верно? Как только ты начинаешь подозревать неладное, подтверждение своим догадкам находишь даже в мелочах. Мартины никогда не появлялись на людях вместе, если не считать нескольких родительских вечеров. Но даже и в таких редких случаях рядом с ними всегда находился кто-то третий, обычно кто-то из учителей. — Она смущенно заулыбалась. — Я стала наблюдать за ними. Понимаете, без всякого злого умысла, и мой муж может подтвердить это. Мне хотелось доказать самой себе, что я не права. — Она горестно встряхнула головой. — И тогда я пришла к выводу, что они попросту ненавидят друг друга. И дело было не в том, что они не разговаривали между собой. Они даже не дотрагивались друг до друга и не обменивались взглядами. Вам это о чем-нибудь говорит?