По-настоящему - Екатерина Болдинова

Доктор тщательно вымыла руки, достала одноразовые перчатки и скрылась в соседней комнатке. Я слышала, как они с Наташей о чём-то говорят, но слов не разобрала. Через пять минут врач вернулась.

– Признаков беременности я не увидела. Но анализ крови на всякий случай нужно сдать.

Я вздохнула. Облегчения не наступило. Наташа вернулась через несколько минут. Доктор задала ей ещё несколько вопросов, написала что-то в карточке и дала с десяток проспектов о различных способах контрацепции. На всякий случай.

Уже дома, когда я раскладывала нам с Натой по тарелкам горячие пельмени, она вдруг порывисто схватила меня за руку и начала быстро-быстро говорить какие-то слова благодарности. Мы проговорили несколько часов, пельмени остыли, и их пришлось разогревать. Наташка пообещала мне, что больше никогда не совершит такой глупости. Я поверила ей. Очень хотелось поверить…

3 марта 2000 года

Сегодня утром я чуть ли не за руку отвела Наташку сдавать кровь. Этот анализ обычно не делают в детской поликлинике, но врач договорилась с лабораторией, и сегодня нас ждали. Причём оказалось, что результаты станут известны очень быстро. Наташку трясло. Я буквально втолкнула её в кабинет, откуда она вышла через несколько минут с перебинтованной рукой.

К большому моему удивлению, мы даже не опоздали в школу. И перед первым уроком я успела напоить Нату чаем с шоколадкой. Как она отсидела все семь, я не знаю. Я сама не могла сосредоточиться, с трудом отвечала на элементарные вопросы и очень боялась, что меня вызовут к доске на физике. Вызвали. Я рассказала что-то о плазмах и каким-то чудом получила пять баллов. Наконец этот длинный, выматывающий школьный день закончился. Оля побрела домой, а мы с Наташей помчались в поликлинику. Мне даже стало немного стыдно перед Олей: она ещё не оправилась от своей потери, а мы в эти два дня её просто забросили.

…Меня удивило только, что Оля даже не спросила, куда мы направились вдвоём. В прежние счастливые дни она бы покою нам не дала, узнав, что мы с Наташей что-то делаем без неё. Я понимаю, это была милая особенность нашей давней дружбы… Мы просто выросли – все трое, и детские условности никого из нас не волнуют. Но всё же это немного грустно…

Сейчас я в состоянии писать спокойно. А когда мы подходили к поликлинике, меня слегка потряхивало от волнения. На Наташку вообще больно было смотреть. Она шла молча, изредка шмыгая носом и всё крепче вцепляясь в мою руку. Никогда ещё дорога от школы до детской поликлиники, которую я проделывала минимум раз в месяц, не казалась мне такой длинной. Никогда ещё я не видела, чтобы медсёстры в регистратуре искали результаты анализов так долго. Наконец мы получили заветную бумажку.

Наташа зажмурилась.

– Я не могу, – прошептала она. – Смотри ты.

У меня перехватило дыхание. Каракули врача прыгали перед глазами.

«Тест на… беременность…»

– Отрицательно, – выдохнула я, найдя нужную строчку.

Наташа смотрела на меня круглыми от ужаса глазами.

– Видишь, – я протянула ей листочек, – всё в порядке.

Ната поднесла бумажку к глазам. Она готова была танцевать от радости, и я впервые за много-много дней увидела весёлые искорки в её глазах.

Ещё вчера поздно вечером она сказала мне, что всё для себя решила. И если бы тест оказался положительным, то Наташка не стала бы делать аборт. «Я понимаю, это глупо – от начала и до конца, но я готова заплатить за свою глупость», – говорила она. И я в глубине души понимала, что, какое бы решение она ни приняла в этой непростой ситуации, оно будет правильным… А сегодня – мы просто радовались тому, что всё закончилось. И тому, что теперь Наташа будет более осмотрительной.

5 марта 2000 года

Не могу понять, что происходит. Похоже, Татьяна решила навязать мне свою дружбу! В прошлую пятницу она подошла ко мне на перемене и попросила прощения за все гадости, которые сделала. И даже сказала, что Стёпа был прав, когда выбрал меня, а не её. Сегодня эта странная особа несколько раз звонила мне, всё время находя весьма убедительные предлоги вроде нерешаемых уравнений по алгебре. Почему-то я не верю в её расположение к себе.

7 марта 2000 года

Как всегда, в школе был праздник для учителей. Как всегда перед этим, вчера весь день пришлось бегать по городу, закупая цветы и конфеты. Занятие не самое приятное, тем более в компании с Татьяной. Да-да, она вызвалась мне помогать! Оля ушла с уроков из-за высокой температуры, так что мне волей-неволей пришлось принять Татьянино предложение. Мы два часа ходили по магазинам в поисках подарков. Причём она всё время пыталась подчеркнуть, что относится ко мне с искренней симпатией. Даже в кафе звала. Мне оставалось только удивляться. Может быть, я зря в ней сомневаюсь? Нет-нет, вряд ли.

Оля заболела. Второй день у неё держится очень высокая температура, при полном отсутствии каких-либо других симптомов. Даже Олина мама-врач не знает, что делать. Мне кажется, это нервное.

8 марта 2000 года

Я люблю его. Эта мысль заслонила собой почти всё. Мне нужен его ласковый голос и слова, от которых что-то переворачивается в груди. Его руки, нежно перебирающие мои пальцы. Его добрые глаза. Непокорные завитки волос. Губы, которые только один раз нежно коснулись моих – так, что это был ещё не поцелуй, но что-то важное, предшествующее ему… Мне просто нужен он. Иначе я сойду с ума…

Димка сегодня познакомился со Стёпой. Знаешь, дневничок, брат потом сказал мне: «Хороший парень. Твой». Не могу понять, как же я раньше жила без всех этих чувств. Как я могла десять лет сидеть со Стёпой в одном классе и совершенно не обращать на него внимания?

Оле стало немного лучше. Мы со Стёпкой к ней заходили. Он ведёт себя как настоящий джентльмен – поздравил с праздником мою маму, подруг. И, конечно, меня.

9 марта 2000 года

Мы целовались… И как! Захватывало дух, кружилась голова, не хотелось отрываться от его губ, такими мягкими, сладкими нежными они были…

…Обожжёнными губами вздох ловлю,

Замираю, умираю и… ЛЮБЛЮ…

Вечером мы ходили в кино. На старый-старый фильм «В джазе только девушки». Смеялись от души. А потом шли домой по всё ещё снежному, но уже подтаивающему городу. В какой-то момент, на набережной, я вдруг стала убегать от Стёпки и прятаться за деревья, а он догнал меня в два прыжка, подхватил на руки и поцеловал…

И я не могла ему не ответить.

Мы целовались долго-долго, не в силах вздохнуть, не в силах оторваться друг от друга, не в силах разомкнуть объятия. Мои глаза закрылись сами собой, я не могла видеть, слышать, думать, всё-всё-всё во мне сосредоточилось только в этом ощущении. Его губы к моим – и одно дыхание, один вздох…

Когда мы наконец оторвались друг от друга, у меня так сильно закружилась голова, что Стёпе пришлось поддержать меня. Было темно, но я видела всё так ярко – в сумерках двумя звёздочками горели счастливые Стёпины глаза.