Великая Екатерина. Рожденная править - Нина Соротокина

Краешком был задет и вопрос о крепостных крестьянах – рабах. С одной стороны, их можно за провинность убить, понеже раб есть собственность, но, с другой стороны, он не «раб», а «ревизская душа», то есть собственность государства. На собственность государства посягать ни-ни. Были депутаты, которые подали голос в защиту крестьян от жесточайшего произвола помещиков. Они не нашли поддержки, кому же захочется делиться правами на свое добро, даже если это добро – человек?

Деревня меж тем жила в постоянной тревоге. Прошел слух, что господских крестьян заберут в казну, как и церковных. От рабов поступало огромное количество челобитных, но их запретили не только рассматривать, но и вообще принимать. Челобитчиков наказывали плетьми, те в свою очередь расправлялись с помещиками со всей жестокостью.

В декабре 1767 года Комиссия была переведена в Петербург и с 18 февраля 1768 года возобновила заседания в Зимнем дворце. Начались обсуждения судебных законов – самых сложных и запутанных.

В декабре 1768 года работа Комиссии была прекращена в связи с турецкой войной и народными брожениями. Депутаты отправились воевать и усмирять подданных. Остались только частные комиссии, которые работали несколько лет, во время войны прекратили работу якобы на время, но после пугачевского бунта, так ее и не возобновили.

Запад скептически отнесся к работе комиссии над «Уложением». Плохо отнеслись и к самому «Наказу», французский посол назвал все это комедией, английский посол тоже употребил в оценке работы депутатов театральный термин – «подмостки». Болотов, наш ехидный критик, писал: «…предвидел, что из всего этого великого предприятия ничего не выйдет, что грому наделается много, людей оторвется от домов множество, денег истратится на содержание их бездна, вранья, крика и вздора будет много, а дела из всего того не выйдет никакого и все кончится ничем».

Екатерину очень обидела такая оценка ее работы. Ее не поняли! Вольтер и Дидро дали самую высокую оценку ее «Наказу». И каково же было ее разочарование, когда она узнала истинную оценку Дидро ее «Наказу». Это случилось много лет спустя, когда умер Дидро и ее собственность – библиотека – попала в Петербург. С книгами в руки Екатерины попали и записки мыслителя, в которых он писал, что никакие законы не помогут улучшить социальный строй в стране, если в нем существует рабство. Она столько сделала этому человеку, а он смеет критиковать ее так беспощадно!

Это был уже 1785 год, перед нами другая женщина, поэтому отповедь Дидро в письме к Гримму, ее постоянному адресату, звучит вполне правомочно: «Это сущий лепет, в котором нет ни знания вещей, ни благоразумия, ни предусмотрительности; если бы мой «Наказ» был составлен в духе Дидро, он бы перевернул все вверх ногами». А ведь она, пожалуй, права, вздумай отменить крепостничество. Против его отмены были не только помещики, но и сами крестьяне. А Екатерина чистосердечно добавляет в письме, что за 18 лет существования ее «Наказ» «…не только не причинил кому-нибудь зло, но все то хорошее, что произошло затем… является лишь следствием принципов, установленных этим наказом».

Комиссии об «Уложении» не удалось составить нового кодекса законов. «Наказ» Екатерины стал всего лишь литературным произведением. При советской власти считалось, что «Наказ» в XVIII веке входил в разряд запрещенных книг, т. е. к нему имели доступ только чиновники высокого ранга и депутаты, и что даже эта публикация «Наказа» состоялась только после цензуры и основательной чистки. Новейшая (наша, 2014 года – что-то будет потом? – Авт.) историография доказывает, что это не так. «Наказ» при жизни Екатерины печатался семь раз общим тиражом около 5 000. Книга была в широком доступе и переводилась за границей. Но до реализации высказанных Екатериной идей тогда еще Запад не дорос, а она вознамерилась высадить их на тощие российские земли. Но слово было сказано, идеи остались, было о чем говорить и мечтать.

Славу Великой Екатерина в большей мере приобрела своей внешней завоевательной политикой. Она понимала, что политика ее должна быть национальной, однако не стала рвать мирный договор, заключенный Петром III с Фридрихом II, а объявила нейтралитет. Без поддержки России Семилетняя война быстро кончилась (1763 г).

Во главе внешней политики России стоял граф Никита Иванович Панин (1718–1781 гг). Он стал фактическим канцлером после отъезда за границу М.И. Воронцова (уехал в двухгодовой отпуск). Панина назначили заменить Воронцова временно, но тот ушел в отставку, и Панин исполнял должность канцлера без малого 20 лет.

Елизавета Петровна заметила Панина, когда тот еще служил в конногвардейском полку. Пристальное внимание императрицы не произвело на него впечатления. Существует анекдот, что Николай Иванович не попал на свидание к Елизавете, потому что заснул на стуле в ее прихожей. Но фаворит Иван Иванович Шувалов не хотел рисковать, и на всякий случай позаботился о высылке Панина за границу. Никита Иванович получил должность посла в Дании, затем в Швеции. Пребывание в этих государствах на всю жизнь сформировало его политические взгляды. Здесь он получил дипломатическую выучку и проникся идеями просвещения.

В 1760 году Елизавета вернула его в Россию и сделала воспитателем наследника Павла Петровича и обер-гофмейстером русского двора. Эта должность была не только почетной, она имела свои преимущества. Панин имел возможность видеться и с императрицей, и общаться с малым двором. Тогда-то он смог ближе познакомиться с великой княгиней Екатериной. Петр III к нему благоволил и удостоил чином генерал-аншефа. Панин категорически отказался, он был сугубо штатским человеком. Император сказал: «Мне говорили, что Панин умный человек. Могу ли я этому верить?». Однако наказывать ослушника не стал, а дал партикулярную должность той же значимости по табели о рангах.

Вечный холостяк, человек безбытный, Панин все свои силы отдал служению России. «Где прямая служба Отечеству призывает, тут не должен быть слышен голос своих собственных нужд», – писал Панин, и это была его жизненная программа. Он способствовал занятию Екатериной трона, правда, рассчитывая не на Екатерину, а на ее сына Павла. Императрица знала об этом, но при этом безоговорочно доверяла Панину. Все годы работы в Иностранной коллегии он был правой рукой Екатерины.

Все планы императрицы грешат гигантоманией. Не избежал этой участи и Панин. В 1764 году – время осмысления новой внешней политики, он предложил свой проект со звучным названием «Северный аккорд»: союз России, Англии, Пруссии, Швеции и Польши в противовес южным державам: Франции, Испании и Австрии. Северному союзу не суждено было осуществиться. У каждого государства, как на севере, так и на юге, были свои задачи, они не пожелали объединиться в утопический союз.

Перед Россией стояла своя, веками освященная задача – решить вопросы шведский, польский и турецкий. Швеция никак не могла успокоиться после Ништадского мира и пыталась вернуть завоеванные Петром Великим земли. Но королем шведским был родной дядя Екатерины, и до времени о возможной войне со Швецией можно было не думать. Куда серьезнее были вопросы, предложенные Польшей и Турцией. Здесь надо было решить две задачи – территориальную и религиозную. На юге Россия должна была продвинуть границу до естественного предела – Черного моря, на западе – вернуть отторгнутую Польшей Белоруссию и Малороссию. В Польше притесняли православных, Турция по всей Европе торговала русскими рабами.