Еврейский вопрос Ленину - Йоханан Петровский-Штерн

До революции 1905 года и после нее вопрос о Бунде с его положением о национальной культуре оказался более насущным (и острым), чем вопрос о грузинских или польских социал-демократах. По большому счету, никто не сомневался, что грузины или поляки представляют собой нацию. Бунд также считал само собой разумеющимся, что евреи — нация. Ленин соглашался с грузинскими и польскими марксистами, но не соглашался с бундовцами. Хотя в своей полемике с Бундом Ленин иногда и называет евреев нацией, но в большинстве случаев он не применяет к ним этого понятия. Ленин в этом отношении послушно следовал за Карлом Каутским, который считал, что раз у евреев нет своей постоянной территории, то они и не нация. Ленин разделял также точку зрения на этот вопрос Георга Вильгельма Фридриха Гегеля, которого он по делу и без резко критиковал за клерикализм. Возможно, Ленин не был согласен с гегелевским (а на самом деле ап. Павла) представлением, что евреи не были живой исторической сущностью, однако он охотно соглашался с Гегелем в том, что у евреев как у нации нет будущего.[87] Для Ленина, и, как мы увидим в дальнейшем, для Сталина у евреев не было общего языка и общей территории, так что они были не нацией, а народом. Если же Ленину и приходилось называть евреев нацией, он часто ставил это слово в кавычки.[88]

Ленин считал, что у евреев не было и не будет шанса стать когда-нибудь полноправной нацией. Он категорически отвергал романтическое по своей сути представление Иоганна Готфрида Гердера об этнической телеологии. Гердер считал, что народ (Volk), лишенный собственной территории, но наделенный народным духом (Volksgeist), рано или поздно утвердится в географических пределах собственной территории и создаст свое национальное государство (Staat). Всякий народ, по мнению Гердера, стремится стать Государством. Нахман Крохмаль, один из ранних предшественников сионизма, воспользовался положениями Гердера, чтобы доказать: евреи — в телеологической перспективе — станут объединенной нацией и вернут себе свою землю.[89] Протосионист и социалист Мозес Гесс также воспользовался идеями Гердера, но с социалистическим протосионистским уклоном.[90] Синтез романтического национализма и либерального индивидуализма характерен для идей Семена Дубнова, отца восточноевропейской еврейской историографии, и к этому же синтезу восходит концепция национально-культурной автономии, каковую и сформулировал Бунд в качестве одной из своих главных политических задач.[91]

Для Ленина все эти рассуждения выглядели сущей мерзостью. В своей отповеди Бунду он, язвя и насмехаясь, заявил, что еврейские социал-демократы дошли в своей глупости до того, что придумали понятие отдельной национальности — русских евреев, у которых один общий язык — идиш и одна общая территория — черта оседлости. Поскольку для Ленина не существовало такой общности, как русские евреи с их национальным языком и отдельной территорией, он выступал против социалистического движения, работающего по церковно-приходскому принципу, называл такое движение «пошехонской социал-демократией», пользуясь салтыков-щедринским называнием провинциального, старомодного и забитого русского городка.[92] С ленинской точки зрения вопрос о евреях как о нации — смехотворное, неорганичное понятие, ложная посылка, противоречащая интересам еврейского пролетариата. Истинный марксист должен его решительно отвергнуть.[93]

С первых лет организованной работы русской социал-демократии среди политических вопросов, стоявших перед Лениным, Бунд занимал место важнейшего политического оппонента, ничуть не менее опасного, чем меньшевики. С точки зрения Ленина, еврейские марксисты, боровшиеся за права своего национального меньшинства, за признание идиша национальным языком и за право на учреждение национально-культурной автономии, вели евреев назад в гетто. Любой марксист, кто, подобно бундовцам, защищал идею еврейской национальной культуры, заслуживал только презрения. Партия рабочих, заявлял Ленин, должна покончить с «глупостью национально-культурной автономии».[94]

Несмотря на воинствующий марксистский характер еврейских пролетариев, Бунд для Ленина был скопищем не красных, а ужасных евреев. В письме в Центральный комитет партии Ленин называет бундовцев «глупцами», погрязшими в «самобахвальстве», «дураками», «идиотами» и «проститутками».[95] Ленин жаловался, что сам он в публицистической полемике с Бундом порой выходит из себя, впрочем, во время публичных выступлений он гораздо сдержаннее. Этноцентрическая устремленность Бунда, провозглашал Ленин, разделяет нации в их борьбе против капиталистического угнетения. Настаивая на своей исключительности, Бунд являл собой логическое противоречие: этническая частица ни с того ни с сего заявляет, что она больше интернационального и национального целого.[96] Ленин приравнивал литовские марксистские группы и ППС — польских социалистов, обвиняя их во многих смертных грехах против пролетарского интернационализма. Их позицию, представлявшуюся ему руководящим принципом всех дурных социалистов, которых нисколько не заботили задачи мирового пролетариата, он сводил к поговорке «моя хата с краю», иными словами, мы заботимся о своих нуждах, а до вас нам дела нет.[97]

При этом еврейские социал-демократы, убежденные, что они представляют всех еврейских рабочих, были для Ленина еще хуже марксистских поляков, грузин, латышей и литовцев.[98] Ленин считал деятельность этих марксистских групп самой вредной формой национализма, грязной буржуазной идейкой, троянским конем капитализма, которого обманом втащили в рабочую среду.[99] Ленин соглашался, что социал-демократы должны бороться с национальным угнетением, но они, как он полагал, не должны бороться за дальнейшее развитие национальных меньшинств.[100] Задача партии, по его мнению, стимулировать независимость пролетариев разных национальностей, но не наций как таковых.[101]