Забавы жестоких богов - Александр Петров

Джека разбудил грохот взрыва. Он выпрыгнул из койки, на ходу влезая в скафандр. Двери были перекрыты, на мониторе горели сигналы крайней опасности. Еще мутное сознание приняло первую порцию информации от сверхчувственного восприятия. Второй пилот Кедров, которого все звали Дубовым за непроходимую тупость, уснул на вахте и не увидел «бешеной собаки».

Когда компьютер среагировал, было уже поздно. Луч ударил почти параллельно продольной оси крейсера, пробив центральную рубку, уничтожив главный компьютер и гиперпередатчик. Вспомогательные процессоры запустили гасители, что предотвратило полное разрушение корабля. Теперь за дверями его крошечной аварийно-спасательной ячейки бушевало пламя в тридцать миллионов градусов, постепенно теряя свою силу под напором полей гашения.

Через несколько минут поверхности остыли. Эндфилд поднялся по короткой аварийной лесенке в центральный коридор одновременно с Глебом.

— Капитан, что случилось?

— Дубов…

— Скажи, Джек, почему к нам в экипаж пихают откровенное дерьмо?!

— Пойдем в запасную…

Там они смогли снять шлемы и оценить масштабы разрушений.

— Ты думаешь, это возможно починить?

— Если роботы восстановят резонатор квика, то я смог бы подключить один из вспомогательных процессоров, если нет, остается телепатия, что нежелательно.

— Ничего, Капитан, прорвемся.

Ремонтные роботы загерметизировали корабль и принялись за гиперпередатчик. Вынужденное безделье, теснота и полная неясность угнетали Быкова. Он валялся в кресле, пуская к потолку дым шалалы.

Резкий запах травы заставил Джека, не терпевшего курева, включить вентиляцию.

— И все же, Капитан, — спросил Глеб, — почему они сажают к нам всяких придурков? Хотят угробить? А впрочем, я знаю, все началось после твоей идиотской монографии о ближнем бое.

— Не вижу ничего плохого в теории ближнего боя. Не вижу плохого в том, что учу молодых «драконов» летать как следует.

— Тебе пихают всяких тупиц. Мало того что ты возишься с ними на тренажерах, ты позволяешь им быть в твоем экипаже. Не крейсер, а проходной двор. За два года у нас сменилось шестнадцать вторых пилотов. С Дубовым семнадцать.

— Те, кто прошел обучение у меня в экипаже или хотя бы на тренажере, становятся мастерами высокого класса и могут учить других «драконов». Боеспособность нашего 511-го полка резко выросла.

— А ты и рад этому до сраки. Тоже мне, великий гуру. Ради славы готов сам угробиться и меня угробить. Что тебе до этого, дослужил и домой… Научил бы лучше этому Аарона и Джонсона.

— Твоих «барбосов»? Ты знаешь, легче зайца научить курить.

— А я считал, что они и твои друзья тоже, ведь мы делаем одно общее дело.

— Ты имеешь в виду Сопротивление? Я из удовольствия, по-дилетантски, ковырялся в спецархивах, систематизировал, потом давал почитать это твоим болванам, а заодно ставил им защиту от психосканера, чтобы это дубье не выдало меня своими мыслями. И это называлось громким словом — «Сопротивление»… А на самом деле — клуб любителей драть глотку по пьяни…

— Гад ты, Джек, — сказал штурман, потом после долгого молчания добавил: — Мне кажется, если бы ты научил их искусству боя, все они были бы живы.

— Может быть. Правда, тогда они перестали бы быть «барбосами». Увы, вся твоя четверка была совершенно неспособна к обучению. И я не всесилен. Если не справился Эндфилд — только списание.

— А Дубов?

— Этого Дубова сунули к нам из соображений его безопасности. Дольше держать боевого офицера в дублерах и операторax тренажеров было нельзя, поскольку он должен был иметь хотя бы полгода боевых действий для поступления сам знаешь куда… Вот расстроится Дубов-старший, большая, между прочим, шишка.

— Ага, — зло сказал Глеб. — И тут Служба… Романтически настроенный отпрыск столичного генерала захотел носить черную форму, а папаша решил сохранить его шкуру для Академии. Вот откуда у нас столько дураков среди штабных.

— Оставь. Не стоит нервов.

— Что значит «оставь»?! Мы чуть не погибли. Всегда вы так, «обмороки» несчастные.

— А ты хочешь сохранить свою жизнь исключительно из идейных соображений? Для Великого Дела?

— И для этого тоже. Не смейся. Тысячи миллиардов людей живут в нищете, страданиях, страхе. Ведь кто-то должен разрушить эту систему, освободить…

— Я уже говорил тебе, что ты не против страданий и бедности, просто хочешь, чтобы мучились все.

— Вот как, — Быков окончательно разозлился. — И все равно; даже так было бы справедливее.

— Справедливость — продажная девка занимаемой позиции.

— У тебя ее нет совсем, не наблюдается. Обделил господь.

Глеб нервно затянулся.

— В последнее время ты слишком увлекся этой дрянью, — сказал Джек, имея в виду не только травку. — И это мы обсуждали. Если люди хотят так жить, то никто в этом не виноват, кроме них самих.

— Даже если ты прав, в чем лично я сильно сомневаюсь, все равно, твои чистые и умные патриции могли что-нибудь сделать для простого народа.

— Ты ведь читал, что полторы тысячи лет назад СБ проводила подобные эксперименты на планете Тригон. И что они получили? Массовые ожирения, болезни, нервно-психические расстройства, разгул организованной преступности и наркоманию во всех видах. Каждая система ценностей имеет свой оптимум комфорта и свободы. В конце концов благодарные пролетарии, расплодясь, как крысы, превратили чудесную планету в бардак, на который были рассчитаны. Разруха начинается в голове — не мной было сказано.

— Ну и что? Почему твои чистюли, раз они такие умные, не могли научить правильной жизни нас, дураков несчастных? Ведь за десятки поколений можно было бы добиться результатов?

Быков нервно заходил в тесном пространстве, с отвращением бросив окурок, который обжег ему пальцы.

— Это скорее вопрос совести, а не вооруженного восстания. Попробуй заставить кого-то любить себя при помощи палки… И вообще, благодарный народ всегда убивал своих освободителей. Так что, сам понимаешь, немного найдется желающих.

— Ты не мерз, не голодал, счастливчик, тебя не били в пунктах охраны общественного порядка, тебя не будили с паспортной проверкой по ночам. Ты не смотрел на сытые рожи, которые проплывают мимо на шикарных «Альбатросах». Ты не знаешь, сколько страданий и унижения испытывает простой человек.

— Вот бы и начал с себя, если что-то не нравится. Отошел бы от простых и банальных решений, проанализировал, что в твоей жизни привлекает плохое, внушил бы себе установки на успех и процветание. Но, по-моему, жизнь устроена так, что кому-то на роду написано есть рябчиков и ананасы, а другому пускать слюни по этому поводу, что и составляет определенный предыдущими воплощениями смысл его жизни. В конце концов, с человеком происходит лишь то, что он позволяет с собой проделывать. Иначе получается — я дерьмо, снаружи и внутри, что есть следствие системы моих взглядов и ценностей, но не только не буду ее менять, но и навяжу всем остальным, чтобы не обидно было. И вообще, большинство рабов желает не стать господами, а получить хороших новых хозяев, жестоко отомстив старым.