Великолепный век - Пола Льюис

Он нахмурился.

— Я вижу их не слишком часто.

Глория вздохнула с облегчением. Слава богу. Не следовало, конечно, воскрешать воспоминания, но она всегда помнила презрительный взгляд тетушки Джефа.

Глория хорошо отдохнула, искренне наслаждаясь днями, проведенными с Джефом, и не было сомнения в том, что Брайан счастлив здесь.

Элис же вела себя странно. Она принимала присутствие гостей без ревности или обиды и чувствовала себя вполне счастливой, играя с Брайаном. И все же временами девочка была молчалива, ее лицо грустнело, а большие голубые глаза казались несчастными. Наверное, переживает, не имея матери, догадывалась Глория, и ее сердце невольно тянулось к маленькой девочке.

В доме не было фотографий или портретов Брук, очевидно, потому, что воспоминания о ней слишком мучительны. Возможно, Джеф скучал по жене так сильно, что не мог смотреть на ее фотографию. Он даже не упоминал о Брук в разговорах, А может, это просто дипломатия — портреты убрали перед тем, как приехала гостья.

Если бы обстоятельства были другими, Глория могла бы свободно спросить Джефа о жене. Но отсутствие каких-либо упоминаний об этой женщине делало ее образ неясным и вызывающим опасения.

Время шло незаметно. Они ездила смотреть достопримечательности Нью-Йорка, плавали каждый день в бассейне или устраивали пикник на пляже. Джеф возил их на прогулки по красивой сельской местности, водил в густой лес, в государственные парки, где Брайан пробовал плавать на байдарке и где все вместе катались на лодках. Каждый вечер часов в семь они садились за стол вчетвером. Глория предпочитала такое времяпровождение, и детям нравилось ужинать в компании взрослых. И конечно, намного легче быть искренней с Джефом, если рядом дети.

Однажды после ужина Джеф спросил Брайана:

— Ты умеешь играть в шахматы?

— О да, — гордо ответил мальчик. — Мама научила меня. Она отлично играет.

Глория почувствовала на себе пристальный взгляд зелено-голубых глаз.

— Я знаю, что она хороший игрок.

— Откуда?

— Потому что она когда-то побеждала меня!

— Неужели?

Джефа явно забавляло смущение Глории.

— А ты умеешь играть, Элис? — быстро спросила Глория.

Элис прикусила нижнюю губу.

— Нет, не умею, — с притворным равнодушием ответила она.

Джеф нахмурился.

— Мне следовало бы научить ее. — Их глаза встретились. — Но я и сам уже давно не играл.

— Если хочешь, Элис, я могу научить тебя, — предложила гостья.

Большие голубые глаза обрадовано распахнулись.

— О да, пожалуйста.

В тот же вечер и в последующие дни Глория начала учить девочку игре в шахматы. Проводя с ней наедине часы, она могла полностью изучить ее, и вскоре чрезвычайно полюбила дочку Джефа. Узнав свою наставницу поближе, Элис так привязалась к ней, что не отходила ни на шаг. И Глории доставляло удовольствие слышать ее звонкий смех, видеть счастливые глаза и чувствовать, как ребенок становится все роднее.

Очевидно, и отец был доволен. Однажды ночью, когда дети уже легли спать, Глория сидела в библиотеке с Джефом и читала. Вернее, он читал, поскольку ей было трудно сосредоточиться на тексте рядом с небезразличным ей мужчиной, беззаботно развалившимся в кресле всего в нескольких ярдах. Наконец Джеф отложил газету и повернулся к женщине.

— Ты очень добра к Элис, спасибо тебе.

Глория удивленно воззрилась на собеседника.

— Не нужно благодарить, мне доставляет удовольствие учить ее.

— Я знаю, но дело не в шахматах, ты очень внимательна к ней. Скажи, ты так хорошо относишься ко всем детям?

— Мне практически не приходилось заниматься ими, за исключением Брайана.

Заметив его смущение, Глория постаралась объяснить свое отношение к детям.

— Я испытываю одинаковые чувства к Элис и Брайану — они оба потеряли одного из родителей. — Она взглянула на Джефа и быстро поправила себя: — Я знаю, что Брайан нашел тебя, но он достаточно долго чувствовал себя обделенным отцовским вниманием, воспитываясь только мною. По себе знаю, что значит расти без родителей.

Глория закусила губу.

— Ты никогда не пыталась найти их? — поинтересовался Джеф.

Она безрадостно посмотрела на него.

— Я спрашивала о них только один раз. Моей воспитательнице доставило удовольствие сказать, что меня оставили в картонной коробке возле полицейского участка.

— Мерзавка, — услышала она и поразилась, увидев, как гневно сверкнули зелено-голубые глаза.

— Ты не возражаешь, если мы больше не будем говорить об этом? — спросила Глория.

— Конечно. — Он потянулся к кофейнику. — Еще кофе?

— Да, пожалуйста.

Кофе, который хозяин обычно готовил сам, отличался крепостью и необыкновенным ароматом. Глория взяла чашечку с серебряной каемкой. На какое-то мгновение воцарилось молчание.

Джеф сделал глоток и взглянул на собеседницу из-под густых темных бровей.

— Ты очень хорошо выглядишь сегодня, — нежно сказал он.

Краска залила щеки Глории. Она еще больше смутилась, когда он поинтересовался, что заставило ее сегодня надеть самое простое из привезенной одежды.

Они провели весь день на пляже, устроив пикник. Придя домой и приняв душ, Глория была полна желания приодеться, чтобы выглядеть привлекательней, но женский инстинкт подсказывал, что этого не следует делать. И вот теперь она должна ответить Джефу, пристально смотрящему на нее.

Вот ты и не добилась своего, безвкусно одевшись, дразнил внутренний голос. Но этот прилипчивый сластолюбец все равно уставился на тебя, прямо-таки раздевая глазами.

Светлое платье оголяло плечи и подчеркивало бронзовый цвет загоревшей кожи. В противоположность плотному лифу, юбка платья из тонкого шифона была короткой, плиссированной. Прозрачный материал не скрывал очертаний бедер.

Внезапно женщина встала.

— Уже поздно. Я иду спать.

Джеф тоже встал, и ее сердце остановилось.

— И я, — послышался тихий голос.

Во рту Глории пересохло от волнения. Все вечера он еще долго сидел в библиотеке после того, как она уходила спать. Теперь же отправился следом.

Около двери ее спальни Джеф остановился.

— Знаешь, Глория, — сказал он низким ласковым голосом, — ты не должна надевать это платье. — Пальцы коснулись края ее подбородка. — Оно вызывает желание поцеловать тебя.

Глория подняла глаза, сожалея, что все не так, как хотелось. Дружеские отношения не устояли перед бурной вспышкой чувственности.