Льдинка - Александр Варго

– Офигенно, – цокнул языком Антон. – В натуре, краткость – сестра таланта.

Дильс недоверчиво смотрел на невозмутимо лежащего мужчину.

– Ты из Норвегии? – спросил он.

Блондин снова улыбнулся, напоминая слабоумного.

– Тьфу! – сплюнул Дильс. – Как хоть зовут его?

Мужчина внимательно прослушал вопрос Яны и вывел на листке всего две буквы: «ТТ».

– Замечательно, – покачал головой Дильс. – Как пистолет. Хорошо, хоть не муха цеце… Ладно, пора заканчивать этот цирк. Я смотрю, он опять собрался дрыхнуть.

В дверях показалась Злата, она принесла свежее белье и кое-какие вещи.

– О нем нужно сообщить на Большую землю, – сказал Дильс, когда все собрались в так называемой гостиной.

– Как? Радиостанция была на вертолете, – возразил Артур. – А чилийская зимовка ого-го отсюда!

– Ого-го, – повторил Дильс и обвел всех пытливым взором: – Он мне не очень-то нравится, этот ТТ. Согласны со мной?

– Неудивительно, – пожал плечами Костя. – Это в твоем характере.

– Вы посмотрите. Ничего нет при себе, только нож. И монета. Может, он украл ее?

Костя фыркнул.

– Послушаем его историю, когда он окончательно выздоровеет, – сказала Злата, но Дильс сделал полный скептицизма жест:

– Какая история, Злата? Вон, посмотри на его историю… пять слов. Моя, твоя, как чукча написал. Спорю, здесь что-то нечисто. Кстати, он что-то про самолет написал, нужно выяснить, что бы это значило.

– Как теперь с ним быть? Мы потащим его на чилийскую станцию? – спросил Артур.

Дильс немного подумал и сказал:

– Придется, не оставлять же его тут одного. Следующая экспедиция будет здесь неизвестно когда, и один бог знает, что он тут устроит. Но ты прав, Артур, он вполне может оказаться преступником.

– Видели, какой у него нож? – вставил Костя. – Наколка опять же…

– Его татуировка довольно странная. Думаю, к криминальному миру она если и имеет отношение, то весьма опосредованное, – промолвил Дильс. – Опять же я не знаю специфики норвежских тюрем.

– А кто сказал, что он из Норвегии? – спросил Аммонит, слегка улыбнувшись. – Ему вы поверили сразу, а мне почему-то нет.

Дильс закатил глаза:

– Ты прав. Он с таким же успехом может оказаться поляком или евреем.

– У евреев носы кривые, – счел своим долгом сообщить Костя.

– Необязательно, – вдруг сказал Антон, но Дильс всех перебил:

– Так, носы будем обсуждать потом, ясно?

Он задумался и вдруг спросил:

– Что означает надпись на его животе, Яна? «Unscarred», что это?

– «Scare» – бояться, пугаться, «un» – отрицание, – сказала Яна, наморщив лоб. – Короче, если дословно, «не испуганный», «не боящийся». Или «бесстрашный».

Дильс шумно прочистил горло и огляделся, будто проверяя, не подслушивает ли кто его.

– Насчет его ран на ноге. То есть на заднице. Надеюсь, вы поняли, что я имею в виду.

– И что? – поинтересовался Костя, а Тима напрягся, чувствуя, что сейчас услышит что-то не очень приятное.

– Это ножевые ранения. И я уверен, что именно от того ножа, который нашли при нем.

– Не понял, – медленно проговорил Тима, хотя жуткая догадка уже напрашивалась сама собой.

– Чего, еще не врубился? – Дильс метнул взгляд на Аммонита. – Вон, ваш земляк из будущего уже догадался. Он сам срезал с себя мясо, детки. Может, он питался им, – вполголоса сказал Дильс. – Когда Злата осматривала его, она нашла у него под ногтем кусочек кожи. Ставлю что хочешь, это его собственная кожа.

– Но зачем? – ошарашенно спросил Костя. – Он что, каннибал? То есть самоканнибал?

– Думаю, он делал это от голода. Вот и суди сам теперь, сколько времени он тут болтается. И главное – с какой целью.

Дильс ушел, а ребята так и остались стоять с разинутыми ртами. Ничего себе заявленьице!

И хотя Дильсу не терпелось приступить к дальнейшему расспросу (или допросу?) этого подозрительного типа, его неожиданно отговорила Злата, настояв, чтобы его не трогали, пока он не будет чувствовать себя лучше.

Проснувшись, блондин поел, хотя, если быть откровенным, в данном случае уместнее бы использовать выражение «пожрал», поскольку все присутствующие еще никогда в жизни не видели, чтобы человек поглощал пищу с такой жадностью и быстротой. Артур с Антоном делали ставки – Артур был уверен, что этот мужик тут же проблюется, Антон же полагал, что желудок блондина выдержит это испытание. Незнакомца не вырвало, хотя все подозревали, что норвежцу пришлось голодать, и отнюдь не пару-тройку дней, а куда больше. Лишь после того, как он умял две тарелки бульона и четыре стандартных порций рисовой каши с молоком, он моментально отрубился. Злата поменяла ему повязку, поразившись, как быстро затянулась его рана. Кое-где с пальцев у него облезла кожа, ногти же остались на месте, и она наложила на обмороженные руки лечебные мази.

Весь следующий день прошел словно во сне. Делать ничего не хотелось, да, собственно, и дел-то никаких не было. Злата подсчитала запасы – если постараться есть экономно, пищи должно было хватить примерно на две недели. Это, конечно, хорошо, но лично Тиме уже порядком осточертели эти каши с консервами, и он, наверное, продал бы все секреты Родины (если бы их знал) за одну-единственную сосиску, прожаренную на скворчащей сковороде, с лопнувшей подрумяненной кожицей, истекающую пахучим горячим соком.

Артур с утра решил погонять на лыжах, но вернулся буквально через двадцать минут – такая сильная была пурга. Костя с серьезной миной поинтересовался, кого он нашел на этот раз, китайца или африканского зулуса, но Артур послал его по известному адресу. Тима с друзьями не могли не заметить, что, несмотря на родственные связи, Артур явно сторонился своего брата и не делал из этого тайны.

Дильс обнаружил в подвале длинные доски, и какое-то время все были заняты тем, что перетаскивали их наружу. Из этих досок Дильс сложил три буквы и приколотил их гвоздями к небольшим столбикам. Эти буквы сигнализировали о беде и были понятны любому человеку, который хоть немного обучен грамоте: SOS.

Доски досками, но практически каждый из них (кроме немого блондина и Аммонита) хоть раз за час да выскакивал наружу и с надеждой вглядывался в свинцовое небо. Однако все было тщетно. Ни самолетов, ни вертолетов, ни дирижаблей, даже птицы все куда-то подевались.

На следующий день светловолосый бородач уже мог ходить, правда, он сильно прихрамывал на больную ногу. Дильс предпринял еще пару попыток разговорить его, но все его усилия были безуспешны. С таким же результатом он мог бы пытаться объясниться с бочкой из-под дерьма. Бородатый верзила только добродушно улыбался, разводил в стороны руками, типа, не понимаю, о чем вы, и энергично тряс головой, словно у него в ушах была вода. Плюнув, Дильс оставил его в покое. Правда, блондин некоторое время находился в некотором замешательстве, причина которого скоро стала понятна, – знаками он объяснил, что хотел бы знать, что случилось с его монетой. Услышав эту просьбу (ее передала ему Злата), Дильс ухмыльнулся и сказал, чтобы Яна передала ему, что монету он получит тогда, когда он свяжется с чилийской станцией. Бородач не стал настаивать и в остальном вел себя тихо и незаметно.