Авиньонский квинтет. Ливия, или погребённая заживо - Лоуренс Даррелл

Consummatum est.[87]Ночное бдение почти на исходе. Впереди, в темноте, он расслышал уютное пыхтение больших пекарских печей в подвальчике — с потрескавшейся вывеской «Pain du Jour»[88]на уровне тротуара. Булочная была открыта, хотя свет еще не зажигали. За прилавком дремала укутанная в черную шаль женщина, — нахохлившаяся грачиха, подумал Феликс. Треньканье звонка разбудило ее, и она тут же выпрямилась, готовая обслужить покупателя. Маленькая комнатка благоухала райскими запахами — на прилавке появились батоны и круассаны, fougasses,[89]пончики и бриоши. Чуть погодя Феликс медленно шел домой, вдыхая аромат двух завернутых в бумагу круассанов. Ветер стих, как обычно, только перед самым рассветом. Феликс распахнул заржавевшую садовую калитку и вошел в затхлый домик, отозвавшись на привычный запах новым приступом отчаяния. Боже, даже пальма совсем уже посерела от пыли — зато кошмарный азиатский ландыш на балконе сиял чистотой, горничная регулярно протирала его мокрой тряпкой, не пропуская ни одного листика.

Феликс пошел на кухню и сварил себе кофе. В уголке стоял деревянный ящик, который жутко скрипел, пока он его вскрывал. На ящике красовались знаки отличия Представителей Короны, Габбитаса и Спида. Он заказал им эту посылку накануне отъезда из Лондона. Сказано — сделано. Для того Представители Короны и существуют, чтобы скрашивать суровые будни сосланных в глушь дипломатов чем-нибудь сладеньким и прочими подарочками. Подарок, предназначенный ему, оказался весьма скромным: две бутылки виски, две — джина, две — белого игристого испанского вина и две — «Басса».[90]Вот вам и вся выпивка. Прямо скажем, маловато. Зато кухонной утвари было в избытке, правда, куда более подходящей для Африки, чем для Европы; однако Загранкомандировка для Представителей Короны не просто служебная командировка, всенепременно с заглавной буквы, как слово «Ад». Эти чертовы сверточки можно было подарить приятелю-дипломату на Рождество — не надо ломать голову и тратить время на магазины. В Министерстве их называли «утешительными призами» — скромное невинное утешение для мучеников, вынужденных влачить жалкое существование среди примитивных существ, описанных Киплингом, или же на задворках Европы вроде Франции с ее лягушачьими лапками и грязной водой.

Некоторых банок, например, со сливовым джемом, уже не осталось. На столе в кухне стояла банка паштета из копченой рыбы, бутылка «Джентльменской Радости» и маринованный салат «Мэйнве-ринг». Усевшись за стол, консул пристально вгляделся в эти безукоризненно британские продукты. «Имперские анчоусы», ароматная горькая настойка «Ангостура». Бобы со свининой, имперский формат. Соус «Ли и Перрин»… Накатила тоска по дому. Успокоила Феликса открытка Блэнфорда, сулящая великолепное разнообразие на следующее лето; но это когда еще будет… Феликс налил себе большую чашку кофе и потянулся за молоком в холодильник, то есть в ящик со льдом, однако льда там уже не было, одна только вода. Молоко подозрительно попахивало. Ладно… вот и солнце. Стало быть, еще одна ночь позади. Сегодня его очередь кататься на «Моррисе». Феликс принялся распаковывать ящик, пряча банки в шкаф, расставляя их с суматошностью старой девы, следя, чтобы были хорошо видны все надписи. Потом им вдруг овладела странная блажь, и он сделал то, чего делать совсем не стоило: намазал круассан паштетом и со стоном проглотил кусок. Оказалось очень вкусно.

Оставались еще целых два часа до прихода служанки, она постучит в дверь, и чтобы случайно не проспать, Феликс взял с тумбочки маленький будильник, поставив стрелку на одиннадцать, завел пружину. Потом он разделся и, зевая, улегся в свою нетронутую постель, выключив все лампы за исключением ночничка, поскольку собрался, как обычно, «учитаться» до упаду, то есть до сонного состояния; тем более что и книжка попалась весьма подходящая — «Руководство для зарубежных служащих». У нее был синий переплет с королевским гербом, очень похожий на обложку — увеличенную — паспорта. Текст этого министерского устава не обновлялся уже лет сорок, судя по невероятно большому объему фолианта. Вместе с Библией и Молитвенником книжицу эту в обязательном порядке вручали молодым чиновникам, впервые отправляющимся за рубеж. Проверенные временем советы и инструкции были самым лучшим снадобьем для страдавших бессонницей консулов. Взять, например, главу под названием «Советы путешественникам»:

Служащие обязаны иметь при себе мягкие ночные колпаки; мягкие туфли на смену ботинкам, дорожный несессер со швейными принадлежностями, пару теплых дорожных пледов, бутылку «Боврил»,[91]небольшую спиртовку, бутылку спирта, чашки, блюдца, ложки и печенье. Не следует забывать о плотном мешочке для двух смоченных водой губок, о мягком полотенце, о фланелевой салфетке для лица, о щетке и расческе. Подушки должны быть из пушка чертополоха или одуванчика, чтобы их легко было сворачивать. Очень полезно иметь длинное свободное пальто, чтобы проще было расстегивать под ним одежду, с глубокими карманами. Обязательно прихватите лишнюю пару перчаток. Всегда берите с собой «книжку» с мыльными листиками, чтобы удобно было мыть руки. Достав влажную губку и оторвав мыльный листик, уставший и пропыленный путешественник всегда может освежить лицо и руки. Неплохо брать с собой ингалятор, банку с горчичными листьями, мензурку, липкий пластырь, бутылку с водой и фляжку с бренди — на случай внезапного недомогания или обострения какого-либо недуга во время поездки.

Этот милый нудный вздор убаюкал консула, и ему приснилась длинная вереница почтенных, довольно неприметных, однако же храбрых мужчин в пробковых шлемах, за которыми следовал багаж из фляжек с бренди и спиртовок. Он тоже присоединился к этому долгому и бессмысленному сафари, тем самым навсегда лишив себя возможности наблюдать отлив и прилив модных акций на симпатично разрисованных схемах Катрфажа. Какого черта понадобилась «пара теплых дорожных пледов»? Разве недостаточно одного? Феликсу во что бы то ни стало захотелось это узнать. Однако его окончательно сморил сои: книга упала на ковер, и он автоматическим неосознанным жестом выключил ночничок. Его изумительно крепкий здоровый сон будет потревожен будильником ровно за десять минут до прихода служанки, наводящей порядок в маленьком доме.

В положенный час раздался визг трамваев, следом зазвонили колокола, которые так когда-то раздражали Рабле; но Феликс ничего этого не слышал.

Наконец-то пришло лето, настоящее лето, и обещанный приезд четырех гостей в старое поместье стал явью. В знаменательный день Феликс пребывал в таком волнении, что не смел ни на минуту покинуть пристань, возвышающуюся над быстрой зеленой водой — боялся упустить долгожданных гостей. Он, как безумный, бродил по причалу — на самом ветру; и, разговаривая с самим собой, то и дело пил кофе в маленьком бистро «Навигация», стоявшем чуть ли не в воде, хозяином которого был одноглазый матрос.