До встречи в книжном - Василий Ракша

о больших кинотеатрах. Аня сидела и глядела в окно, как сумерки начали медленно затягивать внутренний двор организации, где она работала, поползли в их офис, пока кто-то не щелкнул свет. Аня все мечтала. Она воображала, как уже разъезжает за границей, зная все языки мира, как непринужденно беседует с вежливыми иностранцами. Ей чудилось, будто долгие годы она работает и покоряет великие вершины, достигающие высотой Эльбруса, однако что это за вершины – ей было неизвестно.

Все у нее зиждилось на этой маленькой работке, куда ее пристроили благодаря кумовству мамы.

Ну почему знакомства мамы заканчивались местечковой организацией, досадовала Аня. Почему они никого не знают за пределами этого поселения? Что ей делать в большом городе? Она же не Ленка, у которой бабушка живет в Санкт-Петербурге. Если есть где жить, то можно устраиваться хоть безденежным дизайнером. Иди, куда душа ляжет, все равно будешь знать, что на улице не окажешься. А если нет крыши над головой? А если нет богатых родителей, как у Даниила, которые все оплатят и будут содержать своего дитятю как барина, высылая ему деньги и благоустраивая его жизнь? Приходится довольствоваться тем, что есть, – а именно скромной тихой жизнью в поселке, на работе, которая досталась благодаря усилиям матери.

Совсем расстроившись от своих мечтаний, Аня вспомнила, что взяла с собой «Обломова».

Достав из сумки зеленую книжку с мужчиной в халате, она, спрятанная от всех, раскрыла ее и принялась читать. Монитор надежно укрывал от чужих взглядов. Тик-так. Время все текло, а стука каблуков Людмилы Васильевны до сих пор не было, поэтому Аня невольно погрузилась в книгу. Повествование текло вяло, событий происходило чрезвычайно мало, что вполне соответствовало названию книги – «Обломов». Все здесь было таким же неспешным, как и главный герой истории. Аня лениво скользила глазами по строчкам, воспринимая все как бы отстраненно, не думая над прочитанным – на нее накатила усталость.

А когда события развернулись вокруг Штольца, сюжет вдруг обрел силу. Со страниц хлынули деловитость, энергичность и подвижность, отчего Аня даже встрепенулась. За окном уже сгустился темный вечер, было все так же тихо – а она все читала и читала жизнеописание Андрея Штольца, находя в этом странное отличие от обломовской жизни.

И только все в ней вскипело от интереса, только поднялось волной, как тут же открылась дверь офиса. Аня вздрогнула, пропустив стук каблуков. Людмила Васильевна, худощавая женщина с умными глазами, с порога увидела и быстро спрятанную книгу, и то, как подпрыгнула в кресле ее самая молодая сотрудница, но промолчала.

– Девочки, ну что там у вас? – спросила она, заходя внутрь.

– Мне бы посовещаться с тобой, Люда, – протянула дама с тетрадочкой. – У нас снова изменения в требованиях к отчетности… – И она показала на свежий номер журнала.

– Ну-ка.

Они еще некоторое время разговаривали, отчего Людмила Васильевна склонилась к столу, пока все терпеливо ждали.

Пока коллеги совещались, Аня раскрыла книгу уже под столом и, щурясь из-за близорукости, попробовала прочесть про Штольца хотя бы пару строчек. Однако вот Людмила Васильевна поднялась от стола, расправила бежевый костюм, и после ее одобрительно-мягкого приглашения весь кабинет разом встал и отправился по домам. Пошла домой и Аня, которая покинула помещение одной из последних, как и полагается, и увидела на себе то ли заинтересованный, то ли неодобрительный взгляд начальницы. Конечно, Анне показалось, что ее осудили за одну только попытку читать на рабочем месте, поэтому, чувствуя, что ей в спину продолжают смотреть, она пунцовой дошла до конца коридора и заторопилась домой в густой летней темноте.

* * *

Штольц был бойким и деятельным мужчиной, лишенным всякого намека на лень. Эта деятельность веяла со страниц книги на Аню, и она лежала, очарованная ею, будто на нее дохнули самой жизнью. Ей казалось, что она разгадала основную идею книги, где так яростно противопоставлялись лень и трудолюбие. Ей казалось, что Обломов в книге – неудачник, антигерой и писатель высмеивает его со всех сторон – и вполне заслуженно. Действительно, не злая ли это сатира на лентяев? Не Штольц ли здесь самый хороший герой? Не удар ли это по русской лени, высмеивание лежащего на печи Ивана?

Аня никогда не была искушена в книжных делах, поэтому не умела вдумчиво анализировать произведение, докапываясь до самой сути. Ее выводы нередко были поверхностны, эмоциональны и не подкреплены житейским опытом, которого у нее в силу лет не имелось. Она жила как бы по наитию – не умела соединять концы нитей рассуждения. Но несмотря на все это, ее мучило странное ощущение, что автор, даже выставляя несчастного Илью Обломова в неприглядном свете, испытывал странную жалость к этому полному, неуклюжему человеку, странную любовь, которой быть не должно.

«Вот он… ленивый человек – и деятельный. Все дело в лени… Нужно трудиться!» – размышляла Аня.

Но она продолжала читать дальше. Аня совсем забыла про сон, про остывший чай с зефиром, который привез папа маме, чтобы позаботиться о ней. Ее не смущал даже сильнейший зной, от которого в крохотную форточку в такой же крохотной комнатке не залетало ни единого порыва ветра – только комары пытались пробиться сквозь сетку. Ее не смущало даже то, что с утра придется идти на работу, поэтому следует выспаться.

А ведь ни разу за долгие полтора года работы она не засыпала позже полуночи! Да и что возбудило ее чувства? Классика?! Скучнейшая русская классика, над ней на уроках все ее одноклассники и одноклассницы посмеивались, а затем читали в коротком пересказе, чтобы забыть об этом, как о скучном сне, который исчезает сразу же после пробуждения. А когда события в книге дошли до пылкой страсти неуклюжего Ильи к Ольге, тут Аня совсем потеряла покой. На ее глазах ленивый человек неожиданно скинул свой халат и встревоженно рискнул выйти в новый для него мир, от которого так настойчиво прятался. Пока Обломов поднимал сиреневую ветвь, Ане казалось, что она стоит около него. Когда Ольга читала письмо, Аня читала вместе с ней, и все внутри нее переворачивалось. Да от чего переворачивалось? От букв?!

Буквы… Сколько их сидит в договорах, которыми она занимается с утра до ночи? До чего скучные это буквы, унылые, будто глядящие с какой-то тоской, как уставшая работница из окна почты. Но до чего же эти буквы становятся живы здесь, в книге, обретая характер и жизнь, рассказывая не скучнейшие условия работы участка, а самую настоящую историю! Однако же… От волнения Аня вспомнила о несъеденном розовом зефире и невыпитом холодном чае. С трудом отодвинув книгу, положив ее раскрытыми страницами на кровать и как бы обещая ей вскоре вернуться, Аня вышла в кухню, где спали ее братья. Она разглядела во тьме очертания зефирки, быстро закинула ее в рот, запила чаем и уже собиралась было вернуться к чтению, когда взгляд упал на электронные квадратные часы. Шел третий час ночи… А ведь ей завтра на работу.

* * *

– Я всегда говорила, что Валька дурная! – заявила дама, обмахивающаяся тетрадкой с должниками. – Надо ж так вляпаться по недоразумению, бестолковая. Приключений она, видите ли, нашла на свою жизнь!

Все одобрительно кивали, соглашаясь с заместительницей начальницы, которая сидела с ними же в кабинете. Время близилось к обеду. То и дело стучали клавиатуры. Открывались и закрывались двери, пропуская мастеров с договорами, отчетами, текущими документами на подпись. Дама с тетрадкой, однако, пока свободно пила чай, периодически обмахиваясь из-за духоты.

– Все верно говоришь, Марь Петровна, – поддакивали сотрудницы.

– Ну подождите, аукнется ей это еще! – продолжала язвительно дама с тетрадкой. – Если головой не думает о своем будущем, то получит абы что. А потом будет рыдать у разбитого корыта.

– Будет!.. – поддакивал хор соглашающихся.

Одна Анна молчала. Слева, а также справа от нее выросли огромные горы документов. Прямо перед ней оскалился, как зубами, своими многочисленными графами журнал, где девушка проводила регистрацию договоров. Она недовольно глядела на одну стопку, затем на другую – и терла глаза. Ей постоянно приходилось одергивать себя, чтобы вернуться к работе, но скорость ее рук сегодня упала – и гора росла быстрее, чем ее разбирали. Продолжали хлопать двери, в которые заходили мастера с договорами. Продолжала тереть