Три недели страха - Си Джей Бокс

— Что произойдет теперь?

— Не знаю.

— Мы должны защитить нашу девочку.

— Да.

— Ты был храбрым этой ночью.

Мне нравилось это слышать, так как я никогда не считал себя особенно храбрым. Я хотел, чтобы Мелисса думала обо мне как о смелом человеке, и поклялся не давать ей повода придерживаться иного мнения. До этого момента я никогда не мыслил в таких категориях, хотя, вероятно, каждого человека интересует, что он сделает в ситуации, когда нужно стрелять или бежать.

— Я вас оставлю, — сказал я, вставая с кровати. — Я еще слишком напряжен, чтобы спать. Когда я вернусь, попытаюсь не разбудить вас.

Мелисса уже спала, положив руку на Энджелину. У двери я остановился и обернулся. Моя жена и моя дочь спали в моей кровати, дыша тихо и ровно.

Я не стал зажигать свет в гостиной и включил телевизор. Так как наш пульт украли и испортили, мне пришлось бы переключать кнопки, но мне было лень. Аппарат был настроен на Си-эн-эн. Свет телевизора падал на Коуди, лежавшего на кушетке под одеялом. Периодически я вздрагивал от его громового храпа. Я чувствовал запах бурбона в комнате, словно он просачивался у него сквозь кожу. Я улыбнулся, сравнив Энджелину с Коуди, и подумал, что с возрастом запахи делаются хуже.

На экране были зарисовки фигуры Монстра Одинокого каньона и фотография Обри Коутса. Следом в кадре появилась местная репортерша по имени Эрин, бравшая интервью перед залом суда до того, как начался снегопад.

— Дело против Обри Коутса, рассматриваемое вчера в зале суда Денвера под председательством судьи Джона Морленда, — говорила привлекательная темноволосая леди, — казалось абсолютно ясным, когда…

Я наполовину смотрел, наполовину слушал. Коуди показали выходящим из здания суда и огрызающимся в камеру. Я невольно бросил взгляд на его широкую спину на кушетке.

Фрагмент завершился словами репортера:

— Держу пари на пакет пончиков, что, если обвинение не вытащит из рукава что-то веское и неожиданное, Обри Коутс выйдет на свободу. Передаю микрофон вам, Эндерсон.

— Это было записано ранее вечером, — сказал Эндерсон. — Эрин, буду очень рад пакету пончиков.

— Урод… — пробормотал Коуди, ворочаясь во сне.

Прошло три дня. О Луисе в газетах не было ничего. Я понятия не имел, жив он или мертв. Не было ни полицейских визитов, ни звонков от Гэрретта или Джона Морлендов. Казалось, той ночи просто не существовало. Но я ощущал не облегчение, а усиливающееся напряжение, предвидя их следующую атаку и думая, не будет ли она с настоящими пулями. В том, что она состоится, сомнений не было.

Хотя женщины лучше мужчин способны интуитивно догадываться о чувствах и мотивациях других людей, мужчины знают одно: когда они находятся на войне. Меня шокировало то, как гладко я соскользнул с берега и погрузился в стремительное течение.

В пятницу я отправился в офис доделать оставшуюся работу. Несмотря на ранний час, я был в бюро не один. Джим Дуган, шеф персонала мэра, шел по коридору, но задержался у моей открытой двери и заглянул внутрь.

Я приветственно махнул рукой.

— Позвольте мне выпить чашку кофе, — сказал он, двигаясь дальше.

Я улыбнулся. Дуган не мог даже махнуть в ответ, пока не выпьет кофе.

Джим Дуган был странным человеком — он в точности соответствовал своему имени. Краснолицый мясистый ирландец лет под шестьдесят, с коротко остриженными рыжими волосами, тронутыми сединой. Он был тупым орудием, в отличие от мэра — молодого, худощавого, красивого и настолько полного энергии, что от него, казалось, вот-вот посыплются искры и зажгут огонь в мусорной корзине. Но Дуган был необходим. Кто-то должен был отгонять лизоблюдов и заинтересованные группировки, которые требовали слишком много времени мэра. Кто-то должен был устранять препятствия и улаживать дела вдали от взглядов публики. Дугана можно было послать к человеку, который встречался с мэром и заявлял, что тот обещал ему что-то, с целью сказать ему: нет, мэр ничего не обещал — он только признал проблему. Мне всегда нравился Дуган. В нем не было ничего скользкого. Он напоминал мне людей из Монтаны, которые, одерживая над вами верх, обнимали вас за плечи и предлагали угостить пивом.

Очевидно, мэр имел ежемесячный завтрак с президентом нашего бюро Х. Р. Тэбом Джоунсом. Прежде чем появиться в бюро, Джоунс был менеджером предвыборной кампании мэра и его главным спонсором. Джоунс был высоким, шумливым, хитрым и, насколько я знал от долго здесь проработавших служащих, не настолько невыносимым, как предыдущие президенты. Он пришел из банка и не имел опыта в туриндустрии, что его не останавливало. На собраниях он вовсю бросался словечками из лексикона бизнеса, но часто использовал их неправильно. Он убеждал нас «совать конверт» и «думать за пределами ящика». Позади его письменного стола стояло множество книг с корешками, как я заметил, девственно чистыми.

Дуган наконец вернулся с чашкой кофе и вошел в мой кабинет, закрыв за собой дверь. Он никогда не делал этого раньше. От него сильно пахло лосьоном для бритья.

Дуган покачал головой и скривил губы, словно желая сказать мне что-то, что огорчало его.

— Брайен Истмен? — заговорил он. — Нехорошая идея.

С этими словами он вышел, прежде чем я успел спросить, как он так быстро узнал об этом и, что более важно, как узнал мэр.

Позднее, после совещания у руководства, в мой кабинет заглянула Линда.

— Что такого ты сделал, чтобы разозлить мэра?

По ее словам, Тэб Джоунс сказал ей, что мэр Хэлладей специально спрашивал обо мне.

— Он спросил, достаточно ли ты компетентен, нет ли у тебя дурных наклонностей. Тэб сказал, что он защищал тебя и наш отдел, но, по-моему, это вранье. Я думаю, он… — она аккуратно сымитировала голос Джоунса, — «выразил потрясение и озабоченность и заверил мэра, что разберется в этом». — Линда вернулась к своему обычному голосу. — По всей вероятности, твои дни сочтены. Что возвращает меня к первому вопросу: чем ты разозлил мэра?

Я похолодел, так как отчаянно нуждался в своей работе.

— Я ничего не сделал мэру. Но возможно, Джон Морленд что-то ему наговорил.

Интересно, рассказал ли Гэрретт отцу, что произошло в ночь с понедельника на вторник? Или же он солгал, что приходил к нам взглянуть на Энджелину, а какой-то маньяк набросился на него, оставив его друга умирать в пустом дворе? А может быть, внезапный интерес ко мне пробудила наша дружба с Коуди, осрамившимся копом, или с Брайеном, у которого были деловые отношения с Хэлладеем до того, как тот стал мэром? Не затронули ли расспросы Брайена чувствительные места? Или все же это был судья Морленд?

Я осознал, что Морленд — не мишень для атаки из пейнтбольного ружья. Завтрак с мэром сделал свое дело.