Зима 1238 - Даниил Калинин

Не этот ли путь я выбрал с самого начала?!

Все для себя решив, я уже было открыл рот, чтобы твердо заявить «я остаюсь», как вдруг заговорил Коловрат — спокойно, с пониманием и без всякого намека на осуждение:

— И ведь, правда, Егор, только тебе под силу убедить князя поступить правильно, подсказать, как разбить поганых, ежели мы не сдюжим… Забыл я о том, как ты меня самого уговаривал, забыл, как уже мне тяжело было с Михаилом Черниговским… А ведь ты уже очень помог с Рязанским княжество — но ведь Русь им не заканчивается! Так что действительно будет лучше, если ты отправишься во Владимир.

Безумная надежда обожгла сознание от слов Евпатия, и я замедлился, промолчал вместо того, чтобы горячо протестовать, потерял несколько лишний мгновений, вновь заколебавшись… А взять слово вновь помешал Кречет, рубанув перед собой по воздуху пустой рукой — будто судья, выносящий приговор!

— На том и порешим. Трех человек много будет, но с Егором отправится Микула. Он в схватке троих дружинных стоит, и поможет прорваться в случае чего.

Северянин лишь степенно, согласно кивнул — без каких-либо проявлений несогласия или разъедающего душу стыда, просто приняв приказ, как должно простому ратнику!

И я в итоге промолчал, так ничего против и не сказав — коря себя за слабость и одновременно с тем невольно радуясь тому, что неминуемой гибели удастся избежать…

…- Святый, славный и всехвальный великомучениче Христов Георгие! Собраннии во храме твоем святою покланяющиися людие молим тя…

Молебен об успехе в ратном деле православного воинства завершался молением о даровании мужества, обращенным к Великомученику Георгию Победоносцу. И слыша имя своего небесного покровителя, князь Юрий и сам приободрялся, начинал дышать хоть немного свободнее. А то ведь напряжение последних дней словно стальным обручем сковало его грудь, легло непомерной тяжестью на его плечи…

Сегодня наступил уже четвертый день с тех пор, как поганые начали обстрел города, едва ли не наполовину разрушив участок восточной стены — а после внезапно остановив штурм. Это было неожиданно — и одновременно с тем подарило людям надежду, буквально окрылив защитников крепости! Татары отступили в свой лагерь, отвели пороки от стен, основательно занявшись укреплением своей стоянки. Как будто они ожидали нападения! Даже сам князь успел в это поверить — как и в чудесное спасение, связанное со скорой помощью владимирской рати… Но уже на следующий день ворог опять выдвинул вперед осадные орудия и продолжил обстрел — и надежда на скорую помощь великого князя растаяла, словно снег под весенним солнцем.

Третий день запомнился рязанцам безостановочным скрипом тросов камнеметов — и грохотом ударов о городни ледяных глыб, вымоченных в воде чурбанов, массивных каменных валунов, крушащих стены… Татары начали обстрел зажигательными снарядами перед рассветом — и закончили его уже после заката, также горшками с огнесмесью. А попытавшихся было потушить огонь рязанцев, буквально смел ливень стрел, вымоченных в сере и также зажженных! Пламя же потухло ближе к полуночи, оставив в восточной стене крепости брешь в две с половиной сотни шагов… Кроме того, малые камнеметы агарян разбили обламы не только на северном участке укреплений у Исадских ворот, но также и у Ряжских врат, разрушив и надвратную башню.

И теперь все горожане и беженцы понимали, что уже этот день может стать решающим для Рязани…

А потому утро народ встретил у городских соборов — Спасского, Борисо-Глебского, Успенского, а также у малых церквей столицы княжества. Горячо молились матери и жены о своих сыновьях и мужьях — чтобы сохранил их Господь в лютой сече, чтобы даровал победу над нехристями… Ратники также обратились к Небесам с горячей мольбой — и о победе, и о том, чтобы Ангельское воинство помогло им сегодня, как когда-то помогло Владимиру Мономаху в сече с половцами… И, наконец, просили о главном: чтобы выжили их любимые, их семьи — родители, жены, детишки…

Самая сильная молитва — она всегда в миг трудности, в миг опасности, в миг, когда только на Божью помощь и остается уповать… И эта молитва, коли произнесена она сердцем, с горячей верою, всегда укрепляет людей, дает им силы и надежду. Вот и сейчас, когда прозвучали последние слова молебна: «и твое исповедуем предстательство, ныне и присно и во веки веков», и монахи крестным ходом первыми двинулись из Борисо-Глебского собора, торжественно, со всей доступной им силой начав распев двадцать шестого псалма «Господь просвещение мое и Спаситель мой, кого убоюся…», лица собравшихся в храме преобразились, просветлели… И одновременно с тем на них отразилось какое-то одухотворенное спокойствие. Дарует ли сегодня Господь победу русичам, или же грехи людские перевесили чашу весов, и ныне Отец Небесный ждет своих многократно оступившихся чад в чертогах горниих, даровав им очистительные скорби — страх так или иначе оставил людей.

Когда же и сам Юрий Ингваревич покинул собор и увидел, как заиграли лучи солнца на деревянном Распятие да иконе Божьей Матери, невольно вспомнил он об Андрее Боголюбском. А именно о том, как после победы над волжскими булгарами увидели великий князь и воинство его, как исходят от иконы Богоматери и Честного Креста Господня огненные лучи, своим светом озарившие русскую рать… Говорят, в тот же день в далеких южных землях базилевс Мануил Комнин победил сарацин — и такое же Небесное знамение явлено было и его войску! С тех пор и ромеи, и русичи особо отмечали этот день, как праздник изнесения честных древ Животворящего Креста Господня… А сейчас правитель Рязани счел для себя увиденное им добрым знамением — и пусть это были не огненные лучи, а лишь игра солнечного света, все же в душе его поселилась уверенность: сегодня они не уступят град агарянам!

Крестный ход монахов потянулся к вставшим подле бреши ратникам — двум с половиной тысячам пеших дружинников под началом воеводы Яромира, построившимся напротив пролома и спокойно ожидающих ворога. Сколько бы не пошло поганых не штурм — их тьма разобьется о стену щитов рязанских витязей! Да осядет на граненых жалах пик и широких наконечниках рогатин, что держат в руках вои первого ряда… А если прорвется ворог — что же, тысяча конных гридей Рязанского князя ожидает лишь сигнала на площади у Борисо-Глебского собора! Есть, кому встретить татар, еще как есть!

Еще одна тысяча конных витязей встала под началом князя Муромского Юрия Давыдовича — этот отряд дружинников ожидает своего часа у Спасского собора. Им вступать в бой, коли ворог прорвется у Исадских врат — там, где татары поначалу разбили обламы, там, где скопилось множество поганых со штурмовыми лестницами…

По крайней мере, враг четко обозначил направление своих атак, позволив Юрию Ингваревичу не растягивать войско по всей протяженности городских укреплений! Вместо этого князь оставил лишь небольшое число дозорных на западной и южной стенах, сосредоточить наиболее боеспособное ополчение у проломов в обламах и у полуразрушенных надвратных башен. Три тысячи воев — полторы из них на стенах, и столько же ждет своего череда, у вала с тыльной стороны. Разбитые по сотням и закрепленные за конкретными участками городней, они или сменят уставших ратников, или вступят в бой вместе с ними, коли совсем припечет… Да еще могут помочь и дружинникам, если тех потеснят от бреши!