Кремль 2222. Юго-Восток - Виталий Сертаков

Кудря вдруг поднял руку. Леха натянул вожжи. На второй телеге Иван тоже тормознул коней. Бык уже помахивал своей кувалдой. Дорога впереди делала поворот. За елками ни черта было не видать. Стоящую ликтрическую опору мы потихоньку миновали, впереди в тумане маячили задранные ноги следующей. Туман меня это… нервировал, во. Слово умное вспомнил. На краю Пепла туман редко встретишь, а вот подальше, ешкин медь, будто нарочно за тобой крадется. И что странно — дождя не было, и вообще сухо. А туман… он охотнику первый враг.

Опора лежала, засыпанная золой, точно гриб, из земли вырванный. За опорой виднелись толстые трубы и обглоданные корпуса подстанции. Никто толком не знает, чо за название такое — подстанция. Голова умный, он говорит — там ликтричество делали. Вроде как наш дизельный цех, только в тыщу раз больше. Может, там чо и делали, но нынче место там гнилое. Хотя мы провод оттуда брали, а все равно гнилое. Там наших трое погибли, Белое поле их заманило.

— Что там? Никак обезьяна?

— Лежит вроде кто-то.

— Ползет или лежит?

Кудря молодец, востроглазый, первый заметил. Вот, ешкин медь, как бывает. Не заметил бы Кудря тогда… эх, грустно подумать, как бы все обернулось.

— Стой! — скомандовал я. — Надо проверить.

— Слышь, десятник, — позвал Иван. — Может, не надо проверять?

— Вот и я думаю, чего проверять-то, чего искать на свою жопу… — забурчал Бык. Ну, ясное дело, Бык у нас всегда бурчит.

Мы остановились на повороте. Справа в чаще уже виднелась проезжая просека, как раз к северным колодцам. И виден был засохший рукокрыл, прибитый к дереву. Здоровый такой, ешкин медь, и крылья врастопырку метров пять будут.

Я запрыгнул на бочку. Отсюда вернее рассмотрел. Ну точно, человек, мужик, то ли раненый, то ли больной. Судя по всему, полз по золе со стороны подстанции, прямо сюда. К дороге. Но маленько не дополз, ага, метров сорок. Я перевел бинокль подальше, чуток севернее. Туман тек гадкими серыми хлопьями, сквозь них виднелись корявые ветки деревьев-мертвяков. Кио их кличут зомби-деревьями. Видать, тоже почуяли человечинку!

— Славка, нам дьякон приказал воды привезти, — напомнил Кудря, — а чтобы приблудных спасать, нам такое не приказывали.

Ясное дело, Кудря был прав. Но поперек слова десятника никому все же лезть не стоило.

— А ну, не галдеть! — рыкнул я. — Устав забыли? Первая заповедь охотника — помочь человеку в беде! Чо глаза прячете? Кудря, чо харю кривишь?! Я не погляжу, что спина в бинтах — башку в плечи щас вобью!

— Да я-то что, десятник? — задергался Кудря. — Как скажешь, так и сделаем.

— Слышь, Твердислав, может, и правда, приблудный какой? — тихо встрял дядька Степан. — Проверить-то можно, но не трогать. Храни нас Факел, заразы сколько от приблудных.

Степан тоже был прав. Приблудные муты частенько появлялись в окрестностях Факела. Чаще бежали из центра, их там обезьяны лупили. Рассказывали такое, что страшно слушать. Послушаешь разок — и точно никуда с Факела выходить не захочешь. Жаль их было маленько, но дьякон Назар в бункер чужих велел не брать. Раз приняли семью целую, еще при прежнем дьяконе, ага, так от них потом язва народ покосила. Всех чужих потом вилами забили, некультурно маленько получилось. Поэтому я подумал и решил никого из молодых не посылать. Тем более что делов-то на минуту.

— Бык, слушай команду, — сказал я. — Дай мне свой огнемет. Будешь за старшего. Поворачивай оглобли на просеку. Пасечникам от дьякона поклон передашь, гостинцы выгрузи. Без меня начинайте воду качать. Скоро догоню. Чо, все ясно? Ну, вперед.

Парни маленько обалдели, да и застыдились, что ли. Выходило, что я тоже устав нарушаю. Не положено командиру самому в дозор или разведку итить.

— Твердислав, давай я с тобой. Вдвоем живее обернемся. — Степан с плеча меч потянул.

Ну чо, пошли мы вдвоем. Вот это уже правильно. Вроде как командир и с ним боец. Едва в золу влезли, ногам совсем тепло стало. Один холм перевалили, червя мертвого у норы видели, весь мухами облепленный. Здоровый червь, пасть такая, что ногу запросто перекусит. За вторым холмом подстанция показалась. Трубы да опоры скособочились, иные упали, хвощом заросли. Стены серые, в трещинах, во мху, в лишаях, кое-где отвалились, каркас ржавый изнутри прет, ешкин медь, прямо как ребра человечьи. Вокруг куски опор валяются, большие и мелкие, да иза-ля-теры всякие, во, выговорил!

Мужик лежал ничком. За ним в серой пыли тянулся бурый след. И это был никакой не приблудный. По цвету шерсти на рубахе, по коже штанов мы сразу узнали пасечника. Шапки на нем не было, седые волосы измазались кровью.

— Степан, преверни его, что ли, — на всякий случай я взялся за кишку огнемета.

Чо-то мне тут совсем не нравилось сегодня. Пусто, даже обычная дрянь, мошкара, не летает. Никак Поле где-то неподалеку. А если Поле, могут и мороки вылезти, не к ночи их поминать…

— Храни нас Факел, — Степан перевернул мужика и перекрестился.

У пасечника не было половины лица. Слиплось все черной коркой, ни глаза, ни уха. И шею сморщило, и плечо, ну точно в кипящее масло окунули. От кровищи вся рубаха до пупа колом встала.

— Ты его знаешь? — Я присел рядом, за руку мужика пощупал, сердце вроде билось. Пасечники не заразные, их можно трогать.

— Тут разве разберешь? — Степан тревожно оглядывался. — Видал такое, Слава? Это осм, сука такая, поцеловал. Хорошо, что промазал.

Откуда-то долетел крик. Я вскинулся, ушами поводил, но не поймал, откуда.

— Как это? Ты ж говорил — они неопасные… — Я стал вспоминать, какая тварь еще может на живом человеке кожу до мяса сварить.

— С виду и я неопасный.

— Зачем же он с ним целовался?

— Так плюются они, гады.

— Отнесем его к лесу? — Мне показалось, снова закричали. Вроде баба, коротко так. И в ответ с другой стороны, от мусорного завода донесся вой. Никак крысопсы, эти завсегда на чужой страх бегут!

— Давай, бери за ноги.

Мы взялись за мужика, и тут он очнулся. Забился весь, застонал:

— Ги… гиго…

— Чего? Ты нас не бойся, мы тебя на Пасеку отнесем!

Туман был совсем близко, мне это вовсе не нравилось. Вот-вот нас как шапкой накроет, тогда огнемет не поможет. Любая сволочь сможет близко подобраться. До Пасеки было всего ничего, за пять минут добежим…

— Иголка… — Мужик разлепил губы, половина рта у него выглядела так, будто горящую головешку грыз.

Я взял у Степана фляжку, там бражка на травах была, ядреная, ага, мертвого поднимет. Влил мужику маленько в рот. Тот захрипел, закашлял, кровью меня забрызгал.

— Чо? Где иголка, ты о чем? Степан, прикрой взади, я его один донесу.

Потопали мы взад. Я первый, Степан с огнеметом кружился. Крысопсы завыли, уже ближе. Тут мужик совсем от браги очнулся, как мне в грудь когтями вцепится!