Берлинский фокус - Луиза Уэлш

– Morgen.

Она улыбнулась обоим, но привратнику досталась львиная доля тепла. Он поздоровался и что-то сказал, показав на меня. Улла засмеялась, и они болтали несколько бесконечных минут, что я топтался у фотографии своей улучшенной копии. Наконец охранник открыл дверь и впустил нас в здание, я бросил ему бодрое «danke», но он уже закрылся газетой от света в фойе.

Улыбки кончились, но Улла извинилась:

– Прости, надо было выписать тебе пропуск.

– Ничего, ты же провела меня через «Чекпойнт Чарли».[16]– Она холодно посмотрела на меня, и я проклял свое невежество. – Извини.

Коридор заканчивался развилкой, и Улла остановилась; наверное, хотела увидеть, куда сверну я, чтобы самой пойти в другую сторону.

– У тебя есть все, что нужно?

– Более или менее, но я не прочь познакомиться с вашим Карло.

Она растерялась:

– Нашим кем?

– Плотником, столяром – кто у вас занимается декорациями?

Впереди по коридору открылась дверь, и вышел Коля. Он молча смотрел на нас, одетый в те же штаны, красуясь голым торсом. Улла улыбнулась и помахала.

– Здоровый педик, – пробормотал я, и Улла обернулась:

– Что?

– Ничего.

Она объяснила, где найти плотника, и пошла к Коле. Мои глаза невольно уставились на ее туго обтянутый джинсами упругий зад. Какие бы испытания ни готовила мне судьба, чувство прекрасного всегда при мне. Уж этого не отнимешь. Я поднял взгляд, увидел качка, помахал рукой, не ожидая ответа, и отправился искать плотника. Надеюсь, стероидные фрицы и мое неумелое обращение с женщинами останутся единственными проблемами.

Плотник когда-то работал в Ньюкасле и жаждал поболтать по-английски. Я объяснил, что мне нужно, он посмотрел мои эскизы, задал пару вопросов, кивая на каждый ответ. Мы договорились о цене, включив стоимость отделки, и он пообещал, что к началу следующей недели все будет готово.

У меня есть Сильви – маленькая и гибкая, симпатичная, смешная и умная. Вместе мы поставим город на уши. Что касается остального, я не имею к этому отношения. Я останусь здесь, отработаю контракт, а проблемы буду решать по мере поступления.

* * *

Я смял банку, бросил ее под скамейку, открыл следующую и сделал большой глоток. Серая река приобрела стальной оттенок, на тон светлее мрачного неба, на тон темнее унылых бетонированных дорожек. Единственным цветным пятном болталась у берега пустая винная бутылка с ядовито-желтой этикеткой. Запахло сыростью. Будет дождь.

Решать проблемы по мере поступления – дурацкая стратегия. Теперь-то я знаю, что их лучше предупредить. По крайней мере, можно рассчитывать на эффект неожиданности.

На берегу стало холодно. Удивляюсь, как люди могут спать под мостом в такую погоду. Быть может, их кожа зеленеет и разлагается, а тело всерьез принимает эту репетицию смерти?

Часы в городе пробили три. Четыре банки сделали свое дело, пятая должна довести меня до кондиции. Ноги налились свинцом, как и всё вокруг. Я встряхнулся, чтобы разогнать кровь, и пошел обратно по своим же следам, допивая последнюю банку.

Куча лохмотьев, которой я отдал пиво, все так же гнездилась под каменной опорой моста. Я остановился, прислушиваясь к бормотанию мудрости. Но если она и говорила, слова потонули в шуме вечерних пробок.

К черту. Исповедь очищает душу, и я нашел того, кому могу рассказать все, не боясь упрека и осуждения. Я разделю со старым Королем дороги свое бесценное сокровище – последнюю банку пива. Я расскажу ему свою историю, и, может, он поделится своей.

Я присел рядом с его лежанкой.

Я стану некоронованным принцем отбросов. Он завещает мне свои язвы, шрамы и иссохшую кожу и вшей, гнездящихся в его бороде. Я узнаю, что такое чесотка. Я буду самым чесоточным из всех чесоточных бродяг, что пугают школьников и барабанят в окна ресторанов. Вонь под мостом стояла страшная, но выпивка и холод заложили мне нос, и я не обращал на запах внимания.

– Привет, приятель, как дела? – Куча не шевельнулась, но из-под одеяла торчал нимб из наэлектризованных волос. – У меня тут пивка немного есть, не хочешь?

Куча не шевельнулась. Холод зверский, но опора хотя бы защищает от ветра. Начался дождь.

– Хорошее местечко ты себе нашел. – Старик молчал. – Не в настроении трепаться? Ладно, понял.

Я сел, обхватив колени.

– Не возражаешь, если я тут посижу? – Я сделал глоток из банки. Если он спит, мне больше достанется. – Просто скажи, если против, и я тут же свалю.

Мне показалось, он шевельнулся, но, может, просто случайный ветер пробрался в укрытие и растрепал его волосы.

– Ты – это я. – Я пытался подобрать слова. – Ты то, чем я стану. Но то, что ты – это я, не значит, что я – это ты. – Я приложился к банке. – У тебя наверняка своя история падения. Надеюсь, не такая страшная, как моя. – Я засмеялся. – Господи боже, какую историю я могу рассказать.

Дождь усилился. Под мостом оказалось теплее, чем я думал. Эти старые алкаши и правда многое знают о жизни. Банка почти опустела. Скоро пора двигать, возвращаться в реальный мир машин и пробок, завалиться в бар и выпить пару прощальных кружек. Конечно, под мостом куда уютнее, ни дождя тебе, ни ветра. Я закрыл глаза. Задержусь-ка я здесь ненадолго. Я слушал крики чаек и равномерный гул машин. Я даже почти поверил, что нахожусь на море. Потом закрыл глаза и погрузился в тепло и мрак.

* * *

Я проснулся от света. Обжигающий кокаиново-белый свет раскрыл мои веки и тут же заставил захлопнуть. В сиянии стоял человек.

– Поднимайся, тут нельзя спать. – Голос его звучал сурово, но с усталой формальностью, так что суровость казалась наигранной.

Я отшатнулся, закрывая лицо руками, будто скомпрометированный банкир от назойливой прессы. В луче яркого света я разглядел полицейского. Я поправил перекосившиеся очки и прошептал:

– Монтгомери?

Что за глупость. Он не носит форму, да и не такой здоровяк, как тот, что наклонился ко мне и тряхнул за руку.

– Давай, проснись и пой.

Я попытался встать, но не мог пошевелить ногами. Полицейский опустил фонарь, и я с трудом поднялся на четвереньки. Память медленно возвращалась. Во рту горчило, перед глазами плясали белые вспышки.

– Посмотри, на кого ты похож.

Тут я заметил второго полицейского слева от меня. Он наклонился и пихнул моего друга фонариком. Вежливый профессиональный толчок. Старик не шевельнулся, из одеяла торчал лишь ореол волос.