Пророчество о пчелах - Бернард Вербер

оставляет память об очень четких ощущениях.

Александр хлопает Рене по плечу.

– Ответ засчитан! Дочь мотает мне нервы. Почуяв мой энтузиазм, она решила из принципа меня охладить. На это способна только она. Уже заставила меня бросить покер, видеоигры и приложения для знакомств. «Папа, ты уже не в том возрасте, чтобы ребячиться!» – твердит она.

Рене улыбается.

– Она хочет сохранить контроль над отцом, – говорит он. – Эдипов комплекс бывает и у девочек. Мальчики влюбляются в своих матерей, девочки в отцов.

– Дочь, влюбленная в отца, – это не миф об Эдипе, а миф о Мирре из «Метаморфоз» Овидия, – уточняет Александр.

Александр и Рене следят, как двор заполняется студентами, за болтовней не отлипающими от смартфонов.

– Так или иначе, у Мелиссы не получилось сделать из меня полного скептика. И знаешь, почему? Меня поразили три вещи: ощущения, изобилие наблюдаемых подробностей, которых я не знал бы, если бы сам не пережил, и запахи. Боже, ну и вонища там, в Средневековье! Там все дурно пахнет, люди не приучены мыться, особенно солдаты. Всюду запах навоза, пота и всякой дряни!

Оба хохочут.

– Я уж не говорю о запахе крови и разлагающихся трупов, – добавляет Александр, посерьезнев.

Лично мне понравился запах флердоранжа, исходивший от той, которая меня поцеловала.

Александр подмигивает Рене.

– Полная уверенность недостижима, но важно вот что: дал ли мне этот эксперимент что-то хорошее? Ответ – да, дал. Оказался ли он полезным? Да, оказался, потому что я лучше понял прошлое.

Какое-то время они наблюдают за студентами, которые, как можно понять, переругиваются из-за того, что по-разному относятся к антиправительственным демонстрациям.

– Хочу обратно! – заявляет Александр. – Решение принято. Продолжим сегодня вечером. Ужинаем у меня, идет?

25. Мнемы. Падение Эхнатона

14 мая 1337 г. до н. э. произошло полное солнечное затмение. Жрецы Амона решили истолковать это событие как знак прекращения поклонения Солнцу и богу Атону. Возник заговор с участием военных, пленивших фараона Эхнатона. Жрецы, вернувшие себе власть, принудили Нефертити, вдову фараона, отречься от мужа и от культа света.

Жречество Амона обрело прежние привилегии и запретило солнечный культ, возродив поклонение богам-гигантам с головами животных. Вернулся политеизм. На трон был возведен младший сын фараона девятилетний Тутанхатон (это имя означает «живой образ Атона»), которого заставили публично отречься от отца. По этому случаю его переименовали в Тутанхамона.

Ему пришлось покинуть новую столицу Ахетатон, построенную его отцом, и вернуться в прежнюю столицу, Фивы. Жрецы навязали юному фараону Тутанхамону первого министра Хоремхеба, принявшегося систематически разрушать все построенное Эхнатоном. После смерти Тутанхамона в 1327 г. в возрасте 18 лет (вероятно, его тоже отравили) Хоремхеб взошел на трон и довел до конца свою миссию по стиранию памяти о правлении Эхнатона.

Он издал указ о damnatio memoriae (дословно «проклятие памяти», которое учреждал спустя много веков римский сенат: запрещалось любое упоминание Эхнатона и его правления, чтобы предать забвению само его существование. Даже произнесение вслух его имени стало преступлением, караемым смертью.

Тем не менее спустя три тысячи лет археологи сумели раскопать в древнем городе Ахетатоне (впоследствии названном Амарной) множество документов, относящихся к правлению фараона-еретика, а также гравюры, скульптуры, рисунки. Все это было спрятано и сохранено его приверженцами.

Что касается бывших жрецов единого бога Атона и евреев, прежде пользовавшихся покровительством фараона, то их превратили в рабов.

Так в Египте прервался культ света.

26

Близятся сумерки. Солнце поочередно меняет цвет с белого на желтый, оранжевый, розовый, красный.

– Делаем так же, как в прошлый раз? – спрашивает Александр, провожая у окна заходящее солнце.

Рене не может отвести глаз от средневековых предметов, украшающих гостиную президента университета.

Да, мне придется потрудиться, чтобы узнать побольше и нащупать связь с тем, что мне сказал Рене-63. Я должен разобраться с этим своим воплощением, чтобы определить, каким образом Сальвен де Бьенн, живший в XII веке, способен спасти человечество от третьей мировой войны XXI века.

– У меня есть более заманчивое предложение, Александр. Думаю, будет интересно проникнуть дальше, в глубь времен и познакомиться с прошлым тех наших воплощений, с их молодостью и жизненными путями, чтобы понять, что предшествовало славному утру 15 июля 1099 года.

– Блестящая идея!

Александр запирает дверь на ключ, чтобы их не беспокоили, выключает смартфон. Оба садятся рядышком, в два больших кресла, разуваются, снимают очки, расстегивают ремни и стараются расслабиться.

– Сначала я побуду вашим проводником, как при нырянии под воду, а потом вы будете сами исследовать молодость «вашего» Гаспара Юмеля, хорошо? Вы будете совершать прыжки во времени и попадать в нужные моменты, как при перемотке видеофильма. Я тоже буду исследовать детские и юношеские воспоминания «своего» Сальвена де Бьенна. Потом мы встретимся и обменяемся впечатлениями.

– Как все просто… – пытается шутить Александр.

Рене смотрит на часы. 20:31.

– Вы готовы? – спрашивает он. – Начинаю обратный отсчет.

Рене не терпится удрать из своей эпохи, от своих личных проблем, не терпится перестать думать об Опал, о том, где взять 50 тысяч евро, о судебном исполнителе.

Он закрывает глаза.

Одной лишь силой духа оба отправляются в Средние века.

27

Когда Рене открывает глаза, часы показывают 21:45.

Александр уже очнулся и курит трубку, распространяя сильный запах табака и карамели. Он ровно дышит, лицо выражает одновременно радость и сосредоточенность, как после какого-то важного события.

– Ну как, получилось? – осторожно спрашивает его Рене.

Александр озабоченно смотрит в потолок и не спешит с ответом.

– Все в порядке?

– Это было совершенно невероятно, потому что пропали опасения, не покидавшие меня в первый раз. Мне пригодились знания, полученные при стажировке на киностудии. Я менял точку обзора, как режиссер: то находился в шкуре своего персонажа, то смотрел на все со стороны. Субъективная камера, широкий план, приближенный план, замедленная съемка, ускоренная съемка… Думаю, я хорошо овладел техникой изучения прошлого.

В комнате темно, но Александр не спешит зажигать свет. Он встает, берет со стола большой канделябр с двумя десятками свечей и спокойно зажигает их одну за другой. Потом достает из маленького бара бутылку и две коньячные рюмки, наливает обе и дает одну Рене.

– Как ты и предлагал, я отправился в молодость Гаспара Юмеля. Первая сцена его детства: он с матерью в захламленном обветшалом домишке, среди валяющейся всюду грязной одежды и бутылок горячительного… Вошел какой-то мужчина, и он… Нет, прости, не могу говорить о Гаспаре «он», ведь это я сам… Словом, я спрятался и увидел, как пришедший занимается с моей матерью любовью, а потом оставляет ей деньги. Я сбежал,