Письма - Плиний Младший

в действительности) делать к закону смягчающие поправки и применять его со всей строгостью. Были основания простить проступок запрещенный, но такой обычный.

(18) Возобладало мнение Цепиона, и его приветствовали криками, когда он только встал высказать свое мнение; обычно приветствуют садящихся. Можешь по этому заключить, как единодушно приняли его слова, которые так благосклонно собирались выслушать. (19) Но как в сенате, так и в городе мнения разделились: сторонники Цепиона упрекают Макра в жестокости, сторонники же Макра называют другое предложение непоследовательным попустительством: последовательно ли оставлять в сенате человека, которому «даешь судей»?

(20) Было и третье предложение: Валерий Павлин присоединился к Цепиону, но с добавлением: когда Феофан покончит с обязанностями посла, его надо привлечь к суду. Он доказывал, что при обвинении Феофан неоднократно нарушал тот самый закон, по которому обвинял Басса. (21) Этому предложению, хотя было оно принято большинством сенаторов с восторгом, консулы не дали хода. Павлин приобрел славу человека справедливого и твердого. (22) Сенат был распущен, и Басса встретила ликующая, приветствующая его криками толпа. Людей расположили к нему и старая, ныне обновившаяся молва о его бедствиях, и его имя, которое сделали известным перенесенные страдания, и скорбный вид стройного старика в траурном одеянии15.

(23) Получи пока что это письмо как πρόδροµον[35]; речь во всей ее полноте и содержательности ожидай и ожидай долго: предмет ее таков, что ее нельзя пересмотреть слегка и бегло. Будь здоров.

10

Плиний Стацию Сабину привет.

(1) Ты пишешь, что Сабина12, сделавшая нас наследниками, нигде не оставила распоряжения об отпуске на волю своего раба Модеста, но завещала ему легат с такой припиской: «Модесту, которому приказала быть свободным». Ты спрашиваешь, что я думаю по этому поводу. Я говорил с людьми сведущими; (2) все согласны, что он не должен получить ни свободы – она ему не была дана, ни легата: хозяйка дала его своему рабу3. Мне все это кажется явным заблуждением, и я думаю, мы должны сделать так, как будто Сабина в точности выразила свою волю.

(3) Я верю, что ты согласишься со мной: ты привык совестливо выполнять волю умерших, которая для честных наследников закон. Честность для нас значит не меньше, чем для других необходимость. (4) Пусть же Модест с нашего разрешения пребывает свободным, пусть пользуется легатом, словно хозяйкой его было все тщательно предусмотрено. Она была предусмотрительна в том, что хорошо выбрала наследников. Будь здоров.

11

Плиний Корнелию Минициану1 привет.

(1) Слышал ли ты, что Валерий Лициниан2 учителем в Сицилии? Думаю, не слышал: это новость свежая. (2) Его, претория, недавно считали здесь одним из красноречивейших адвокатов. Скатился он низко: не сенатор, но изгнанник, не оратор, но ритор.

(3) Сам он во вступлении к своей речи сказал скорбно и торжественно: «какую игру ведешь ты, Судьба? сенаторов делаешь учителями, учителей сенаторами»3. В этих словах столько тоски, столько горечи, что мне кажется, не затем ли он и школу открыл, чтобы иметь возможность сказать их. Войдя в греческом плаще (изгнанники не имеют права носить тогу4), он привел его в порядок, оглядел себя и сказал: «Я буду декламировать по-латыни».

(4) Ты скажешь, что это печально и жалостно, но того и стоит человек, запятнавший эти самые занятия кощунственным прелюбодеянием. (5) Он сознался в нем, но неизвестно, не взвел ли на себя напраслину из страха пострадать еще тяжелее, если станет отпираться. Домициан неистовствовал и бушевал, одинокий в своей безмерной злобе. (6) Он хотел, пользуясь правом великого понтифика, а вернее, по бесчеловечию тирана, закопать живой старшую весталку, Корнелию, полагая прославить свой век такого рода примером. По самодурству господина он вызвал остальных понтификов не в Регию5, а к себе на Албанскую виллу. И преступление, не меньшее, чем караемое: он осудил за нарушение целомудрия, не вызвав, не выслушав обвиняемую. А сам не только растлил в кровосмесительной связи дочь своего брата6, но и убил ее: она погибла от выкидыша.

(7) Тут же отправлены понтифики, которые хлопочут около той, которую придется закопать, придется убить. Она, простирая руки то к Весте, то к другим богам, все время восклицала: «Цезарь считает прелюбодейкой меня! я совершала жертвоприношения, и он победил и справил триумф»7. (8) Говорила она это из угодничества или насмехаясь, из уверенности в себе или из презрения к принцепсу, неизвестно, но говорила, пока ее не повезли на казнь, не знаю, невинную ли, но как невинную несомненно8. (9) Даже когда ее спускали в подземелье и у нее зацепилась стола9, она обернулась и подобрала ее, а когда палач протянул ей руку, она брезгливо отпрянула, отвергнув этим последним целомудренным жестом грязное прикосновение к своему словно совершенно чистому и нетронутому телу. Стыдливость блюла она до конца,

πολλὴν πρόνοιαν ἔσχεν εύσχήµων πεσεῖν[36].

(10) А кроме того, Целер, римский всадник, которого обвиняли в связи с Корнелией, упорно кричал, когда его секли розгами в комиции: «что я сделал? я ничего не сделал!»

(11) Домициан, опозоренный и жестокостью, и несправедливостью, неистовствовал. Он схватил Лициниана под предлогом, что он прятал у себя в имении отпущенницу Корнелии. Люди, к нему благожелательные, предупредили его: если он не хочет розог и комиция, пусть прибегнет к сознанию, словно к милости: он так и сделал. (12) Об отсутствующем Геренний Сенецион сказал нечто вроде κεῖται Πάτροϰλος[37], а именно: «из адвоката я превратился в вестника: Лициниан отступился». (13) Домициану это было настолько приятно, что, уличаемый своей радостью, он воскликнул: «Лициниан нас оправдал» – и даже добавил, что не надо насиловать его совесть. Он разрешил ему ухватить, что сможет, из своих вещей до распродажи с аукциона; ссылку, словно в награду, определил сносную1112. (14) Оттуда он перебрался с разрешения умилосердившегося над ним Нервы, туда, где ныне учительствует и мстит судьбе в своих предисловиях.

(15) Видишь, как охотно я тебя слушаюсь: старательно сообщаю не только городские новости, но и заморские: дохожу до истоков. Я, конечно, считал, что раз тебя в Риме тогда не было, то о Лициниане ты знал только, что он выслан за прелюбодеяние. Молва ведь не сообщает, в каком порядке шли события, а только о том, чем все кончилось. (16) Я заслужил, чтобы ты, в свою очередь, подробно написал, что делается в твоем городе, что по соседству (случаются ведь происшествия примечательные). Пиши, впрочем, о чем хочешь, только письмо должно быть таким же длинным. Я пересчитаю не только страницы, но