Ордынский волк. Самаркандский лев - Дмитрий Валентинович Агалаков

отказался от власти и богатства. Я надеюсь на тебя, что отпустишь меня в Каабу, чтобы остальную жизнь я провел там в молитвах».

Еще пару лет назад это предложение обрадовало бы Тимура. Но он понимал, что происходит. Его ли, Хусейна, это был голос? В письме блеял ягненок. Но кто прятался под овечьей шкурой? Хусейн был жаден, высокомерен, деспотичен. Дьявольски себялюбив. Он всегда считал себя по крови выше Тимура и свято верил, что земли Мавераннахра принадлежат ему по праву. И вдруг он, осененный волей Аллаха, решил все отдать и стать затворником и богомольцем?

– Скажи своему отцу: мы не тронем его, – пообещал Тимур юноше. – Он знает, где меня найти, но пусть поторопится.

Но Хусейна не было. Он не пришел к своему другу и врагу, победившему его. Разумеется, сын встретил отца и все рассказал ему, может быть, даже умолял сдаться, и все же Хусейн прятался от него. Тимуру иногда слышалось его сердце, одиноко, скорбно и боязливо бьющееся где-то совсем рядом…

Но так оно и было. Ночь выдалась темной. Хусейн дрожал в дальнем углу мечети. Пару часов назад он покинул цитадель. Закутавшись в плащ и накинув капюшон на голову, он прошел через Старый город, зашел в пятничную мечеть и спрятался в дальнем углу минарета. Когда наступит утро, знал он, его узнают и выдадут Тимуру. Он приготовился к позору, но не к смерти. Он боялся ее. Позор смывается кровью врага и будущим успехом, стоит только набраться терпения и подождать, подкопить силенок, смерть забирает все, что у тебя есть. Один из жителей Балха по случаю зашел в минарет и увидел прятавшегося человека.

– Кто ты? – спросил он.

– Иди своей дорогой, – ответил Хусейн.

– Чем я могу помочь тебе? – спросил человек.

И тут Хусейн обернулся.

– Иди, говорю тебе! – в гневе воскликнул он.

– Эмир Хусейн! – воскликнул прохожий.

– Никому не говори, что видел меня, – проговорил тот. – Я богат! Если освобожусь от своего несчастья, то позабочусь о тебе! – Он зачерпнул из сумы пригоршню золотых монет и вложил в руку прохожего. – Никому не говори, прошу тебя!

Человек взял, что ему давали, и пообещал хранить молчание.

– Поклянись! – не поверил ему Хусейн.

Тот поклялся и скрылся. И уже скоро он был пред уставшими очами Тимура.

– Говори, – сказал повелитель.

Ему уже донесли, что есть новость об эмире Хусейне.

– Прости, эмир Тимур, – пролепетал человек. – Я был в минарете пятничной церкви и узнал эмира Хусейна. Он мне дал золото и заставил меня поклясться, что я не скажу, что видел его. Но у меня нет права скрывать это от тебя.

Тимур махнул рукой, и человек скрылся.

– Идемте, – сказал он своему окружению.

Тимур, его эмиры и беки, все двинулись к пятничной мечети. Хусейн увидел вооруженных людей с минарета, на верх которого он успел подняться, и понял, что его предали еще раз. Горели факелы в руках солдат! Охота! И тогда он бросился по ступеням вниз, решив укрыться в самой мечети. А может быть – бежать из нее! Почему он не сделал этого сразу? Чего ждал?! Но выйти из мечети он не успел – всюду были люди Тимура. Мечеть и минарет окружили плотным кольцом. Всюду разносились шаги! Его преследователи, охотники, враги! А он – дикий зверь, что скрывается от своих палачей! И тогда Хусейн спрятался в самом дальнем и темном углу. Буквально заполз в дыру! Но край его халата оказался снаружи – он не уследил за ним. По краю халата его и нашла стража Тимура.

– Вот он! – крикнул кто-то из солдат. – Скажите эмиру Тимуру: мы нашли его!

Они поднесли факелы и увидели эти глаза в темноте, исполненные ужаса, потом схватили беглеца за ноги и вытащили его наружу. И впрямь, один – охотник, другой – трусливый зверь! Но как до этого могло дойти? И почему один оказался в роли жалкого шакала, униженного и брошенного всеми, а другой – могучего и удачливого льва? Ведь когда-то они были одним целым! Об этом думал Хусейн, когда его со связанными руками привели к Тимуру.

Тот долго смотрел в эти глаза, сейчас испуганные и полные ненависти одновременно. Не думал он, что когда-нибудь увидит своего старого друга таким жалким перед собой! Но вот – увидел.

– Почему ты не поверил мне? – спросил Тимур. – Почему не пришел ко мне сам? Я всем сердцем хотел помочь тебе.

Хусейн молчал.

– Видит Бог, я не желал и не желаю твоей крови, – отрицательно покачал головой Тимур. – И никогда не желал!.. Чему ты улыбаешься? – нахмурился он.

Кривая улыбка и впрямь исказила губы пленника.

– А сам не знаешь, Тимур?

– Нет.

– А ты подумай, Тимур, любимец фортуны, верный слуга Аллаха!

– Да, верный его слуга.

– Хозяин Мавераннахра…

Тимур долго смотрел в эти блестящие и пылающие, как у араба, глаза. Сила и воля возвращались к Хусейну. На пороге расправы. Он словно смеялся над ним.

– Уведите его, – бросил Тимур охране.

Эмира Хусейна увели. Трапеза полководца была невесела. Друзья и враги. Он пил вино и вспоминал. Это было четыре года назад. В 1366 году он, Тимур, собрал большое войско и впервые двинул его на Хусейна. Авангардом командовал самый верный и самый талантливый его командир – Сайф ад-Дин-бек. Все эмиры и беки, кому было позволено слово, уговаривали их помириться. Они готовы были часами стоять на коленях, только чтобы старые друзья забыли обиды и вновь стали друзьями! Простые бахадуры, ходившие в походы с двумя вождями, между собой мечтали о том же. Было и письмо от Хусейна – Тимуру: «До этой поры между нами было согласие и, действуя в союзе, мы добились власти. И теперь тоже нам не следует нарушать то правило и следует сделать то правило для нас ярлыком, выбросить из головы дурные мысли. Ты верь этому договору и никак не допускай мысли об опасениях». Но интуиция уже тогда подсказывала Тимуру: Хусейн тянет время. И вот он укрепил Балх, воздвиг цитадель, и сколько раз он вставал у него, Тимура, на пути, желая уничтожить своего старого друга. Но друга ли? Он, Тимур, был нужен ему в этом качестве, только пока сам Хусейн боролся за власть. Хусейн лучше бы отдал Мавераннахр ненавистному Могулистану, только не ему – Тимуру! Из простой черной зависти, которая душила его все эти годы. Враги в одном доме – худшие враги! Не было больше у него, Тимура, друга. Не было уже давно. А может быть, и не было никогда.

Скоро должно было светать.