Семь кедровых орешков. Пустышка - Натали Палей

Эндрю все понял и согласился отправиться в лучший в империи приют. Под чужим именем. Чтобы его подлый отец никогда не смог его найти, а император Ансар о нем не узнал. 

Она стала фавориткой Ансара.  Катрина считала честью и счастьем для себя любовь императора и ценила  своё положение.

А потом она забеременела. Снова. И снова, несмотря на траву, которую специально пила по графику. Когда узнала, то было поздно что-то предпринимать, да она никогда бы и не пошла на это. 

Катрина испугалась, что будет так, как с Андрисом, и Ансар тоже выкинет ее из своей жизни, словно ненужную вещь, поэтому от всех скрыла свою беременность. Это было несложно: у неё всегда был очень маленький живот, и можно было долго не скрываться, а потом она уехала надолго, они тогда ещё поссорились, потому что Кати специально спровоцировала ссору. За это время тайно родила Олию, нашла кормилицу, а потом, когда дочь подросла, сдала ее в приют Мадлен Роннигус на Севере империи.

Катрина видела, что по мере того, как она быстро говорила, практически тараторила, ведь времени не было совсем, глаза мужчины холодели, а черты лица словно заострялись. Ей казалось, что, если сейчас провести ладонью по щеке Ансара, то можно порезаться. 

Она замолчала. Взволновано вдохнула полной грудью, потому что, пока говорила, почти не дышала. Они смотрели в глаза друг друга, и Катрина отчетливо видела, что император отдаляется от неё. Закрывается. Сердце защемило и застыло — он не простит. Не простит многолетнего молчания и лжи.

— То есть ... у меня есть дочь? — на всякий случай переспросил Ансар странным чужим голосом. Словно другой человек разговаривал с ней.

Катрина кивнула, в глазах сверкали слезы.

— Да. Олия, — глухо ответила она. — Твоя маленькая копия.

— Сколько ей лет? — желваки заиграли на строгом лице, а взгляд стал ещё более жестким.

— Четыре года.

— И почему же именно сегодня ты решила просветить меня на ее счёт? — ледяным тоном поинтересовался Ансар.

— Потому что на приют Мадлен Роннигус должны напасть «невидимки», — бескровными губами прошептала Катрина. — Надо спасти детей.

— Откуда узнала?

— Андрис... сказал.

Некоторое время Ансар молча смотрел в глаза молодой женщине. Если бы взглядом можно было убивать, то она уже замертво упала бы к ногам императора.

— Позови герцога Йоргуса, — наконец тихим и ровным голосом проговорил император, отворачивая лицо и уже  избегая смотреть на фаворитку.

Уж лучше бы он накричал на неё, ударил, отшвырнул от себя, чем это ледяное спокойствие.

Мадлен тяжелым взглядом осмотрела своё потрепанное «войско». Из десяти Фурий осталось семь. Три сестры погибли. Оставшиеся семь, в том числе и она, были не в лучшем состоянии. Она уже не ориентировалась, сколько прошло времени с начала битвы. Ей казалось, что уже целую вечность она колет, режет, хлещет, отбивается, нападает. 

Огромные крылья подпалили ещё в нескольких местах. Тело, не защищенное заговоренными доспехами, было изранено, но Фурия не сдавалась и билась до последнего. 

И совершенно неожиданно вдруг она поняла, что подоспела помощь. Та, что обещал Диннар.

Маги. Сильные. Опытные. Много. Несколько десятков.

Она узнала их. Герцог Аверин. Граф Террич. Барон Дарни и ещё много других.

Огромный вздох облегчения. Теперь все будет хорошо.

Поздно. И в то же время вовремя. Так тоже бывает.

С новыми силами Мадлен бросилась на очередного врага.

***

Диннар Роннигус изумленно и радостно подобрал с земли фоннор, который шумно вибрировал. Он нажал на кнопку и поднёс к уху аппарат, и сразу же широкая грудь мужчины высоко поднялась и опустилась  в шумном вздохе облегчения. Он оторвал фоннор от уха и громко, еле сдерживаясь, проговорил в переговорное устройство, связывающее его с лидерами групп. 

— Открывайте купол... Безопасно. 

Напряженные и безумно уставшие парни и девушки, которые совсем недавно по приказу командира Роннигуса заняли свои места в ожидании чуда, выполнили нужные манипуляции — прокрутили рукоятки на окровавленных кинжалах — артефактах защиты приюта, опуская защитную завесу. До этого они дружно, вместе с оставшимися в живых полицейскими, собирали кинжалы на поле битвы, вытаскивая их из «невидимок» и вервольфов.

По аллее шли сильно потрепанные фурии, ставшие от этого ещё страшней,  и несколько десятков мужчин, по внешнему виду которых тоже было явно заметно, что они не просто мимо проходили, а успели поучаствовать в кровавом сражении. 

— Отец! — первым недоверчиво хрипло выдохнул Рональд и быстрым широким шагом направился навстречу идущим. Затем побежал, уже не стесняясь.

— Рон! Мальчик мой! — воскликнул высокий крепкий мужчина, на которого Рон был очень похож, и тоже чуть ли не бегом двинулся навстречу Рону. — Хвала богам! Живой!

Мужчины обнялись. Взрослый и еще мальчишка. Отец и сын. Оба потрепанные и окровавленные, израненные и уставшие, но безумно счастливые. Их обьятия были такими крепкими, душевными и тёплыми, что напряжённые лица вокруг стали понемного оттаивать. А потом и другие дети кинулись к родителям.  Марк, Алек.

Как потом выяснилось на помощь приюту бросились многие родители, чьи дети находились на воспитании сестры  Мадлен. Герцог Аверин собрал хорошую боевую группу — он знал, чьи дети, подобно Рону, воспитывались у Мадлен, и как только обо всем узнал от Диннара Роннигуса, оповестил всех об опасности, нависшей над детьми.

Таким образом, совсем этого не ожидающие, «невидимки» за стенами приюта были сначала атакованы яростными фуриями, а затем взбешёнными магами, на чьих детей они собрались напасть. У них практически не осталось шансов победить.

Гораздо труднее было тем, кто сражался внутри приюта .

Дети, маги, полицейские, фурии радостно обнимались, ещё не до конца веря, что они справились, что все позади.

Диннар и Мадлен недоверчиво осматривали друг друга — они живы и все получилось? Никто из детей сильно не пострадал, и даже приют стоит на месте целый и невредимый.

И только невысокая худенькая фигурка стояла одиноко в стороне под деревом со странными синими листьями, которые практически скрыли ее от окружающих.

Лена устало и немного удивленно смотрела на всех вокруг.

«Что за ужасный мир... Настоящие фурии, оборотни... Куда я попала?.. Уж лучше бы осталась в лаборатории  доктора фон Дока. Там, по крайней мере, все понятно».

Она повернулась и на ватных ногах поплелась в дом, пока ее никто не остановил. Очень хотелось пить и поменять одежду, пропитавшуюся чужой кровью, от специфического запаха которой начинало тошнить.

Лене было плохо и больно. Да, она спасала жизни детей и полицейских. Но она убивала. Собственноручно отнимала жизни. Много жизней. Она все- таки стала убийцей. Такой, какой хотел видеть ее доктор Крауф. Хладнокровной. Совершенной. Идеальной. На ней не было ни одной раны, ни одной серьезной царапины, когда она... стольких убила. Осознание этого вызывало шок. Боль. И тошноту. Нет ничего хуже, чем отнять чью- то жизнь, пусть и заслуженно. Это серьезный грех. Когда началась мировая война, мама все время об этом говорила и переживала за отца, который ушёл на фронт.