Играя с огнем - Хайди Райс

— Я пришла, чтобы вернуть тебе вот это!

Кэл нахмурился, посмотрел на белый комок, лежащий на ковре, и медленно нагнулся за ним.

— Почему?

— Потому что я тебе не шлюха! — неожиданно отчетливо и спокойно сказала она.

Очевидно, ей настолько не хватало кислорода, что ее голос перестал выражать какие-то эмоции. Кэл нахмурился еще сильнее.

— Не понимаю, с чего ты взяла, что я считаю тебя шлюхой.

— А твои деньги? За что ты заплатил мне?

Против ее ожиданий Кэл не рассердился и даже не смутился. Он подошел к ней совсем близко, взял за руку и тихо сказал:

— Давай уйдем отсюда, пока моя репутация не разрушена окончательно.

Проходя по залу вслед за Кэлом, Руби слышала сдавленные шепотки, чувствовала напряженное любопытство клерков; юноша за столом с папками проводил их пронизывающим взглядом, но Руби было все равно. Когда они вышли на широкую лестницу, она вырвала руку из пальцев Кэла и оттолкнула его.

— Твоя репутация? А как насчет моей? Ты заплатил мне за то, что я спала с тобой! Или это оплата будущих услуг?

Сдавленное ругательство, сорвавшееся с его губ, прокатилось по гулкому холлу.

— Почему с тобой так сложно?!

Не успела Руби и глазом моргнуть, как он подхватил ее, перекинул через плечо и зашагал вверх по лестнице.

— Отпусти меня! — возмутилась Руби, пытаясь вырваться, но он только прижал ее ноги к себе.

— Тихо, — приказал он. — И прекрати меня бить, иначе я тебя отшлепаю.

Ворвавшись в одну из комнат в конце коридора, Кэл сгрузил Руби в кресло и уперся ладонями в подлокотники, не давая ей вскочить.

— Я заплатил за то, что повредил твою машину, — раздраженно сказал он.

— Что? Какую… — Руби осеклась, чувствуя, как воинственный дух стремительно покидает ее.

— Твой автомобиль, — объяснил Кэл, выпрямляясь. — Помнишь, мы договорились, что я оплачу ущерб?

— Но мне нужно было всего двести фунтов! — прошептала она, задыхаясь от стыда. — Тысяча фунтов — это слишком много…

— Ну так верни мне излишки! — досадливо воскликнул он.

Он прошелся по комнате и остановился у окна.

— Знаешь, как клерки любят сплетничать? — недовольно спросил Кэл. — Ты только что дала им столько поводов для этого! Мне целый месяц будут перемывать кости!

Руби чуть не расплакалась.

— Я все им объясню.

Она встала, с трудом держась на ногах. Что на нее нашло? Какого черта она заявилась сюда, наорала на него при всех? Кэл обернулся:

— Забудь. Я так же виноват, как ты. Надо было написать более развернутую записку.

Нет, его вины тут не было. Во всем была виновата она одна. Она нарушила собственные правила, сделала то, чего ни в коем случае нельзя делать. Кэл стал слишком важен для нее, настолько важен, что она захотела стать столь же важной для него. Руби отвернулась и пошла к двери.

— Куда ты?

От звука его голоса волоски на затылке Руби встали дыбом.

— Ухожу.

— Нет, никуда ты не пойдешь!

Она услышала его торопливые шаги, и ее рука замерла в дюйме от дверной ручки.

— Не уходи, — прошептал Кэл, обнимая ее за талию, притягивая ее к себе. — Я так скучал по тебе, Руби. Даже несмотря на то, что с тобой так трудно.

Это было слишком прекрасно, чтобы не поверить его словам.

— Раз уж ты здесь, — пробормотал Кэл, нежно целуя ее шею, — почему бы нам не воспользоваться ситуацией?

— Не надо… — слабо запротестовала Руби, пытаясь разорвать объятие и не находя в себе сил сделать это. — Я не за этим пришла…

— Правда?

Он прикусил мочку ее уха, и она затрепетала. Глубокий, страстный стон сорвался с ее губ, выдавая все желания, которые она так хотела утаить.

— Я не могу… — прошептала она и сама себе не поверила.

Она хотела его, она хотела большего, и разве не могло случиться так, что он хотел того же?

— Нет, можешь, — ответил Кэл. — Ты хочешь этого, хочешь так же, как я.

Его руки ласкали ее тело, поднимаясь выше, сжимая груди сквозь грубую ткань фартука, и Руби непроизвольно раскрывалась ему навстречу, извиваясь под его сильными пальцами. Все здравые мысли куда-то исчезли, все сомнения растворились в горячем желании. Осталась только надежда на то, что ее мечта может осуществиться.

Одним движением Кэл смел со стола переплетенные в кожу книги и усадил Руби на гладкую столешницу. Она отчаянно вцепилась в ремень его брюк, не в силах больше ждать. Он хрипло выругался, расстегнул брюки, сорвал с нее шелковые трусики и резко вошел в нее, сжимая ее бедра. Его движения были подобны тропической буре, и Руби забыла, что существует что-то, кроме его ласк. Все кончилось так же быстро, как началось; Руби обхватила Кэла за плечи, содрогаясь от неземного наслаждения, усиливавшегося его ответными стонами и дрожью. Их неровное дыхание в тишине кабинета звучало громко, словно раскаты грома, и Руби вдруг ощутила прилив невыносимого стыда. Слезы потекли из ее глаз, и она крепче прижалась к Кэлу, ища защиты от сокрушительного груза вины и страха.

Неужели нечто, минуту назад казавшееся столь прекрасным, столь чистым, могло внезапно стать таким мерзким? Они даже не изменили позы, в которой познали блаженство, но Руби чувствовала, как тошнота подступает к горлу. Интересно, чувствовала ли что-то подобное ее мать после того, как изменила ее отцу?

Руби так стремилась заставить Кэла полюбить ее, и что же? Похоже, их действительно объединял только секс. Руби яростно заморгала, вытерла слезы прежде, чем Кэл заметил их, и оттолкнула его:

— Мне надо идти.

Кэл поднял голову, погладил Руби по бедру; его зрачки все еще были расширены.

— Прости. Я не был слишком груб? Ты в порядке?

— Слезь с меня, — попросила она, пытаясь не обращать внимания на его заботу.

С ней случится истерика, если она поддастся искушению принять его доброту и нежность. Кэл выпрямился, отпустил ее, и она сползла со стола и одернула юбку, изо всех сил сдерживая рвущиеся из груди рыдания. Услышав вжиканье молнии, она метнулась к двери.

— Увидимся, Кэл.

— Да подожди, подожди же минуту!

Он поймал ее и не отпускал, как бы она ни сопротивлялась. Руби до крови закусила губу.

— Пожалуйста… Мне нужно идти!..

— Нет, нам нужно поговорить. О том, что случилось и как быть дальше.

— Я в порядке, правда. Не надо ни о чем говорить, — прошептала Руби; она скорее умрет, чем станет обсуждать случившееся только что. — Все кончено. Не будет никакого «дальше».