Избранница герцога - Элоиза Джеймс

Впрочем, Тобиас вполне равнодушно сносил ее замечания. Это было все равно, что мед после того, что он натерпелся у мучителя Гриндела. При воспоминании об этом Вильерс невольно сжал кулаки. Он тогда избил Гриндела и переговорил с чиновником из магистрата на Боу-стрит. Гриндела посадили в тюрьму, но Вильерс никак не мог успокоиться и частенько мечтал увидеть его голову отделенной от туловища.

— Леопольд, — нежно окликнула его Лизетт, — ты не поможешь мне снять эту лютню?

Любого, кто посмел бы назвать его по имени, он пригвоздил бы к месту свинцовым взглядом, но перед Лизетт он был совершенно безоружен, и это заставляло задуматься Элинор, которая краешком глаза наблюдала, как он лебезит перед ней, как смотрит и движется, стараясь, сам казаться тоньше и выше.

Она решила быть снисходительной, но почему-то постоянно срывалась на его копии — Тобиасе. То ей казалось, что он припрятывает фишку в рукаве, то, что смотрит на нее как-то не так.

В другом конце гостиной Лизетт стала наигрывать на лютне, напевая своим ангельским голоском. Как говорится, нет ничего прекраснее леди, которая поет и играет. Теперь этой леди была Лизетт.

Усилием воли Элинор прогнала от себя этот возвышенный образ и углубилась в игру с неряшливой и плохо воспитанной копией Вильерса. Но было в нем и то, что ей нравилось. В этом она тоже не могла не признаться себе. Этот бастард так легко скрестил свой взгляд со взглядом герцогини, ее матери.

Их игра стремительно приближалась к финалу. Снова настала его очередь бросать. Элинор сосчитала бабки, откатившиеся влево. Он не пропустил ни одной и заработал еще очко. Теперь он имел право и на следующий бросок, который, однако оказался неудачным.

Наступила очередь Элинор. Она бросила шар, и фишки повалились на сторону — все, кроме шестой. Она незаметно подтолкнула ее рукой, и та легко откатилась под ее великолепные юбки.

Ты выиграла! — с досадой выкрикнул Тобиас, которому показалось, что рухнули разом все бабки. — Но ведь я никогда не проигрываю...

Она выдержала паузу, чтобы успеть насладиться своей фальшивой победой.

— Это потому, что тебе не приходилось играть с леди, — очень довольная произнесла она.

— Хочешь сказать, что девчонки лучше играют? — спросил он, набычившись.

Она залюбовалась им, так он был похож в этот момент на Вильерса.

— Просто я играю лучше тебя, — спокойно заявила она. — В игре все равны, не важно — мужчина это или женщина.

— Я играл со многими девчонками и всегда выигрывал, — стоял он на своем.

— Гордец всегда проигрывает в итоге, — усмехнулась Элинор.

— Я гордец?

— Ладно, успокойся, — решив, что уже достаточно помучила его, сказала Элинор. — Я смошенничала.

— Что?— недоверчиво переспросил он.

Вынув из-под своего роскошного подола фишку, Элинор подала ему ее.

— Ты не умеешь считать, малыш, — сказала она.

— Я умею считать, — возразил он.

— Тогда ты стал растеряхой и не удосужился сосчитать фишки. Надо было проверить, прежде чем объявлять победу.

— Я не переставал считать бабки! — крикнул он.

— Но теперь ты видишь, что я спрятала фишку! — повысив голос, сказала Элинор, покрутив ею перед его носом. — Во время игры я видела, что ты пытаешься смошенничать. Но я все время считала, и тебе не удалось смошенничать, а мне удалось!

— Ты странная леди, — неожиданно заявил Тобиас.

— Очень странная, — подтвердил Вильерс, становясь рядом.

Он и раньше это утверждал, подумала Элинор. А теперь то же самое делает эта козявка — его копия.

— Она была странной с колыбели, — рассмеялась Энн.

— Тобби, — попросила Элинор, вовсе проигнорировав их мнение о себе, — не поможешь ли мне подняться с пола?

Тобиас вскочил на ноги.

— По-моему, ты легкая как пушинка, — весьма благосклонно отозвался Тобиас, подавая ей руку. — Через пару месяцев я стану выше тебя.

— Ты такой же хвастун, как моя собачка, — заметила Элинор, расправляя фалды.

Он хотел возразить ей, сказать, что собака не умеет хвастать, но Элинор опередила его, повторив:

— Мой Ойстер — ужасный хвастун.

— Чем же он может хвастать?

— Своим хвостом. Он обожает свой хвост, но как ни вертится, не может рассмотреть его, потому что он очень толстый. Поэтому он любит подолгу кружиться на одном месте и лаять, чтобы я вдоволь налюбовалась на его замечательный хвост. — Она взяла стакан пунша с подноса.

Отец учил его быть сдержанным, и Тобиас не стал смеяться. Он лишь остановил на ней взгляд своих темно-серых глаз.

— Кроме того, — продолжила Элинор, — Ойстер чрезвычайно гордится своей способностью защитить меня.

— Защитить тебя? Но служанка рассказывала, что он совсем маленький.

— Возможно. Но сам он этого не знает. Иногда он думает, что каминная подставка для угля скалится на меня. И тогда начинает скалиться сам, рычит и подкрадывается к ней, чтобы укусить.

Тобиас молча смотрел на Элинор.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказала она. — Сегодня Ойстер осрамился, он неправильно вел себя...

Мальчик улыбнулся.

— И третья вещь, которой он гордится, это его перчик, — заключила Элинор.

Теперь Тобиас рассмеялся.

— Я думал, леди никогда не говорят подобных вещей, — заметил он.

— Разумеется, они не должны говорить так. Но, зная, какие мужчины гордецы, мне захотелось это сказать, — продолжила Элинор. — Думаешь, что раз у тебя есть перчик, ты выше всех девочек и всегда побеждаешь их?

— Я в ужасе, ушам своим не верю, — раздался голос Вильерса. — Нет, это не леди, я должен искать себе другую жену.

— У моего песика малюсенький красноватый перчик, — продолжила Элинор. — Не знаю, чем там можно гордиться, но он все же гордится. Он думает, что у него просто королевский перец.

Тобиас захихикал.

— Скажу тебе по секрету, он еще и влюблен, — объявила Элинор. — Влюблен в нашего лакея Питера, точнее, в его ногу. Когда Питер отдыхает, Ойстер начинает тереться о нее своим перчиком.

На этот раз отец и сын прыснули одновременно. Элинор, сделав последний глоток, подумала о том, как предсказуемы все эти мужчины, какое одинаковое у них чувство юмора. Взрослый герцог и маленький бастард — почти никакой разницы.

К прибытию сквайра Фестда с семейством Тобиаса уже отправили в детскую и каждый из компании успел употребить по три стакана ромового пунша. На Вильерса они никак не подействовали, а Энн слега покачивалась на ходу.