Золотая девочка, или Издержки воспитания - Ирина Верехтина

и, завернувшись в бабушкину шаль, насладиться горячим солнечным теплом, как умеют наслаждаться только южане – принимая его как непременное условие существования.

Бабушка стягивает с внучки шаль: зачем она на такой жаре, если замёрзла – на солнышке согреешься. Мамалыга уже сварена и остывает. Без неё – какой обед? Дома Маринэ обедает и ужинает без хлеба, дома вечная диета и вечный творог, зато у бабушки она объедается испеченным в тандыре вкуснейшим лавашем и сытными слоёными хачапури с лужицей масла в восхитительной сырной серёдке. Хачапури бабушка печёт сама и угощает всех – Маринэ, близнецов, тётю Маквалу и своих жильцов. И пресноватой мамалыгой, которую в посёлке варят все – она идёт вместо хлеба. Маринэ ест мамалыгу просто так, а суп съедает как привыкла, без хлеба.

Дела и заботы

Маринэ приносит с кухни широкий нож и старательно режет мамалыгу, раскладывая на деревянной столешнице аккуратные жёлтые ломти. Она у бабушки первая помощница, бабушка не успевает сказать, а Маринэ уже делает… Всё успевает – полить чесночные грядки, выполоть в огороде сорную траву, нарезать на ломти душистую мамалыгу, поиграть с Анваром и Анзором, когда они приходят извиняться и клянутся, что больше никогда не будут кидаться хурмой (но потом всё равно кидаются).

Это ведь из-за них бабушка не даёт ей платье. – «На улицу, конечно, надевай, а во дворе даже не думай, два платья уже испорчены, в чём ты домой поедешь?» Проклятые пятна не отстирываются, близнецы продолжают хулиганить, но Маринэ с бабушкой их перехитрили: платья заперты в шкафу, кидайтесь сколько хотите!

Маринэ не стесняется близнецов, она вообще никого не стесняется, даже когда ходит с девочками на море. У всех девочек купальники, с бантиками и ленточками, красивые. У Маринэ купальника нет, папа обещал купить в следующем году. Ей немного обидно, но она никому об этом не скажет. Маринэ гордая.

– Подумаешь… Мне и не надо! – беззаботно говорит она подружкам. – Папа сказал, мне нечего стесняться.

Маринэ слушалась отца беспрекословно, сколько себя помнила. И верила ему во всём: если папа так сказал, значит, так оно и есть. Никто ведь не знает, что ей уже двенадцать. Отец прав: ей и одиннадцать не дашь. Мешочек с косточками, как сказали близнецы (и Маринэ на них обиделась).

Наконец все дела переделаны: грядки выполоты и политы нагретой на солнце водой из дождевой бочки, упавшая с дерева алыча вся до одной собрана и высыпана в корзину, мамалыга сварена, остужена, нарезана аккуратными ломтями, на обед бабушка подаст её к столу… Да, ещё надо подмести двор! Маринэ берёт метлу, поливает её из лейки, чтобы не пылила, и старательно метёт.

Что сегодня на обед?

«Ах, ты, умница моя, помощница моя золотая, что бы я без тебя делала!» – бабушка звонко целует Маринэ в щеку, потом в другую, и разрешает ей уйти. – Иди погуляй, ты сегодня столько дел переделала. Только про обед не забудь! Не придёшь – будешь обедать в ужин, так и знай».

Маринэ знает. Она бы с удовольствием пообедала прямо сейчас, но ещё варится, будет только через час. Интересно, что у них сегодня на обед? – «Не забуду! Приду!» – обещает она бабушке и бежит в дом за платьем. То, с пятнами, она не наденет, стыдно в таком идти. Наденет прошлогоднее, белое с красными маками. Маки выгорели на солнце и стали розовыми, а платье стало коротким и немного мало. Значит, за лето Маринэ выросла, вот здорово! Бабушка говорит, чтобы быстрее расти, надо больше есть. Маринэ влезает в платье и изо всех сил тянет вниз подол. Ничего, сойдёт, если не наклоняться, трусиков из-под платья не видно. У Маринэ хорошая осанка, она держится прямо и помнит о том, что наклоняться ей нельзя. И об обеде помнит тоже.

Обед у бабушки всегда такой вкусный, с маминым разве можно сравнить? Регина тоже умеет вкусно готовить, но только то, что любит папа. Для Маринэ она готовит диетические блюда, потому что ей нельзя жирного. Не очень вкусно, но ничего, есть можно. Вот знала бы она, что у них с бабушкой сегодня на обед шурпа – пышущая ароматом, покрытая лаково-блестящей плёнкой бараньего жира, язык проглотишь!

Бабушкина шурпа совсем бы не повредила Маринэ, но девочки, как всегда, в это время идут на море. Наверное, они уже пообедали и Маринэ ждать не будут, а идти одной ей не хочется. На море интересней, чем во дворе, можно плавать далеко и нырять сколько хочешь. Кто же откажется – от моря? Значит, придётся ждать до ужина. Маринэ набирает полные карманы жёлтой душистой алычи и, прихватив остатки вчерашнего лаваша, громко хлопает калиткой и исчезает из дома до вечера.

Хорошая девочка

В классе неожиданно загомонили, задвигали стульями, с громкими хлопками закрывали учебники. Конец урока, сорок пять минут прошли. А она и не заметила!

Вера Вячеславовна (которую они прозвали Ведьмой Вячеславной) смотрит на Маринэ с тихим умилением: другие весь урок ёрзают и шепчутся, а эта сидит как вкопанная: не наклонится, не шелохнется, смотрит в одну точку и слушает очень внимательно. Вера Вячеславовна никогда не видела, чтобы так – слушали. Хорошая девочка.

Часть 16. Музлитература. Продолжение

Песни Леля

Однажды им повезло: Ведьма Вячеславовна пришла в класс с пластинкой под мышкой и объявила, что сегодняшним уроком станет прослушивание «Ленинградской симфонии №7» Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Достала из шкафа серый чемоданчик, который оказался проигрывателем, любовно провела рукой по крышке, поставила пластинку. Победно взглянула на класс («Ведьма—то наша отколола номер: рухлядь такую отыскала и радуется») и осторожно опустила на пластинку лапку с иглой.

Игла коснулась пластинки, и… комната наполнилась дребезжащим шипением, сквозь которое умудрялась прорываться музыка (прорывалась с боями, по меткому определению Сашки Лашина). Знаменитую «Ленинградскую» в исполнении проигрывателя с его шумовым (чумовым, как сказал тот же Лашин) оформлением слушать было, мягко говоря, тяжеловато. «Ленинградская» напрочь выносила мозг. По классу пронёсся шепоток: «Детей не пожалела, ведьма» – «Лашин, хочешь что-то сказать? Уже не хочешь? Тогда сиди и помалкивай».

В довершение всего, на пластинке имелась трещина, и когда по ней проходила игла, раздавалось характерное «пст-кэк!», и можно было слушать дальше. Ведьма Вячеславовна так и сказала: «Пластинка, конечно, старенькая, но слушать можно, а трещина… постарайтесь о ней забыть и слушать симфонию. Симфония в учебной программе, в Большой зал Консерватории сходите как-нибудь сами, а сейчас – послушайте на