Домработница царя Давида - Ирина Волчок

Олежек посторонился, пропуская её, вежливо — хоть и опять как-то сердито — придержал дверь, Аня вышла на крыльцо, с трудом волоча битком набитую большую тряпочную сумку, — и увидела за воротами машину Евгения Михайловича! И самого Евгения Михайловича увидела, он стоял у своей роскошной машины, весь тоже роскошный, курил и равнодушно посматривал по сторонам. Явно кого-то ждал. Её, что ли? Ну вот, мы так не договаривались…

— Ой, — растерянно сказала Аня, отступила назад в подъезд и попыталась спрятаться за Олежека. — Вот ведь как некстати… У вас здесь запасного выхода нет? С другой стороны? Например, на случай пожара?

— Типун тебе на язык! — Олежек, похоже, тоже растерялся. — Какой пожар? Где пожар? А ну пойдём, разберёмся! Ты пожарных вызвала? Стой, куда?.. Главное — обязательно в моё дежурство что-нибудь такое…

— Да ничего такого! — торопливо зашептала Аня, косясь через его плечо на улицу за воротами. — Никакого пожара, что вы, в самом деле… Я о запасном выходе спросила, а пожар — это так, для примера. У вас запасной выход есть? Понимаете, мне бы не хотелось сейчас встречаться вон с тем человеком, мне сейчас очень некогда, а он всё время в ресторан зовёт.

— Ну, так и скажи ему, чтобы отлез, — посоветовал Олежек. — Пошли куда подальше раз и навсегда, чтобы понял.

— Я не умею посылать, — призналась Аня. — И мне вообще не хотелось бы ему грубить. Он лечащий врач моей подруги, нельзя с ним отношения портить. Нам довольно часто приходится встречаться, и ещё придётся, наверное.

— Значит — судьба, — философски сказал Олежек. — От судьбы не уйдёшь. А запасной выход только из подвала через гаражи. Но у тебя ведь машины нет? Ну, вот и поезжай на этой. Всё лучше, чем такой мешок по жаре пешедралом волочь. Нет, но что за бабы бывают, а? Такая тачка — а она кочевряжится! Чего тебе ещё надо?

— Всё, уже ничего не надо, — расстроено пробормотала Аня. — Он меня уже увидел. Руками машет. Теперь сбежать потихоньку не получится, даже через гаражи… Невежливо. И чего он не уехал? Сам говорил, что страшно голодный. Ну, и ехал бы в свой ресторан.

Она вздохнула, поудобнее перехватила верёвочные ручки своей неподъёмной сумки и стала осторожно спускаться по ступенькам крыльца на гладенькие плитки двора. Эх, жаль, сейчас не получится никакой походки победительницы — с такой-то тяжестью в руках…

— Дай сюда, — вдруг сказал Олежек и вынул из её руки эту тяжесть, будто воздушный шарик. — Погоди, сейчас ворота открою.

Он нырнул в подъезд, через полминуты вышел, прихватил Аню за локоть и повёл к воротам, на ходу злобно приговаривая:

— Конечно, в тачке любой дурак такие мешки может возить… Тачка железная, не рассыплется. А как руками — так это пусть девчонка тащит… Ты учти: все они козлы, эти крутые.

Идти походкой победительницы под конвоем Олежека не очень-то получалось. Шагал он слишком широко и быстро, держал её за локоть слишком крепко — так не победительниц сопровождают, а выводят из класса хулиганов. С вещами. И с передачей родителям требования явиться в школу прямо завтра. Вон как Евгений Михайлович смотрит… Можно представить, что он сейчас должен думать.

Но представить, что должен думать Евгений Михайлович, Аня не успела. Олежек уже дотащил её до ворот, которые тихо жужжали, уползая в сторону, и Евгений Михайлович, кажется, собирался войти в эти ворота. По крайней мере — сделал пару шагов от машины. Поэтому Олежек решил, что охраняемый объект под угрозой вторжения, выпустил, наконец, Анин локоть, выступил вперёд и спросил официальным голосом:

— Вы к кому?

— Ни к кому, — помолчав, ответил Евгений Михайлович, глядя не на Олежека, а на Аню. Опять с каким-то непонятным выражением. — Я Аню жду… Анну Сергеевну.

Олежек обернулся к Ане, даже немножко наклонился к ней, сделал внимательное лицо и бдительно спросил:

— Анна Сергеевна, вы машину вызывали?

Аня удивилась, уже хотела напомнить, что пять минут назад говорила о том, что врач подвёз её по пути, но опять почувствовала пальцы Олежека на своём локте, посмотрела в ожидающее лицо Евгения Михайловича и сказала:

— Не беспокойтесь, Олег, это мой знакомый. Мы тут сами разберёмся.

— Ну-ну, — недоверчиво буркнул Олежек, выпустил Анин локоть, вышел за ворота и принялся ходить вокруг машины, демонстративно разглядывая номера — и сзади, и спереди.

Евгений Михайлович смотрел на эту демонстрацию бдительности с профессиональным интересом. Ане было неловко. Наконец Олежек решил, что произвёл достаточно сильное впечатление, остановился и обратился к Ане, будто хозяина машины вовсе не было:

— Так, куда багаж складывать?

Про багаж Аня поняла не сразу, поэтому пока придумывала, что надо отвечать, Евгений Михайлович быстро шагнул к машине, распахнул заднюю дверцу и уверенно сказал:

— Вот сюда, на сиденье. Анечка, там ничего бьющегося? На всякий случай ремнём надо пристегнуть, чтобы не опрокинулась…

И Олежек, уже ничего не спрашивая у Ани, устроил её сумку на заднем сиденье, важно кивнул и пошёл к дому с чувством выполненного долга. С демонстративным чувством выполненного долга.

— Садитесь, Анечка, — сказал Евгений Михайлович. — Ну, что же вы? Садитесь, садитесь… Куда мы сейчас?

Ну вот, мы так не договаривались…

Аня помедлила, оглянулась на идущего к подъезду Олежека — и всё-таки полезла в машину. Подождала, пока Евгений Михайлович устраивался за рулём, и решительно сказала:

— Мне до автобусной остановки. До ближайшей. Прямо за углом остановка есть. Вот до неё и… если не трудно. Раз уж так получилось.

— Анечка, вы что, боитесь меня? — удивился Евгений Михайлович, трогая машину с места. — Зачем автобус? Я вас довезу, куда захотите. Вы же сами говорили, что у вас времени совсем мало… А! Я понял. Вы просто не хотите, чтобы я знал, куда и зачем вы поехали. Аня, какие страшные тайны вы скрываете? Врачу можно рассказать всё.

Аня считала, что вот как раз врачу-то её страшные тайны рассказывать совсем не обязательно. Особенно — психиатру. Особенно — Евгению Михайловичу. Особенно — если помнить о его привычке задавать очень странные вопросы. Даже её дружба с Алиной вызывает у него недоумение. Чтобы не сказать — профессиональный интерес. Так что её дружбу с бомжами он вообще вряд ли поймёт…

Хотя, может быть, это было бы даже кстати. Может быть, он больше никогда не будет заговаривать об ужине в ресторане. И ждать её в своей машине у ажурных ворот не будет. Вряд ли царь Давид одобрит тот факт, что его домработницу кто-то катает в такой крутой тачке. Даже Олежек не одобрил, даже у Олежека это вызвало законное подозрение. Так всё неловко получилось… А она, между прочим, пока ещё замужем.

— Для психиатра может представлять интерес только одна моя страшная тайна, — сказала Аня, как следует обдумав возможные последствия своего признания. — Я дружу с бомжами. То есть, не то, чтобы вот так прямо домами дружу, у них же нет домов. Просто у меня есть знакомые бомжи, и я им иногда помогаю. Как раз сейчас собралась отвезти им кое-какую еду, а тут вы…