Железные игрушки - магнитный потолок - Юрий Невский

Катера МЧС то и дело вспарывали пенные буруны, сновали надувные моторные лодки с напряженными фигурами десантников, ощерившихся дулами автоматов. Медленно прошел «Академик Курчатов» с множеством антенн, вращающимися лопастями огромных локаторов.

Бодро протарахтел минный тральщик. Один раз из зависшего над рекой вертолета повыпрыгива-ли и скрылись под водой аквалангисты. Было похоже, что в центре столицы развернуты какие-то невероятные учения… не то поисковиков, не то спасателей.

Вдруг с середины реки к их трубе, заложив крутой вираж, рванулся мощный серебристо-обтекаемый катер! Что-то вроде водоплавающего аналога «Lexus» последней модели. В хромированных дугах, с мигалкой, затемненным ветровым стеклом, черным флажком — череп и перекрещенные кости — на носу. За рулем, широко расставив ноги, стоял широкоплечий амбал — и рядом точно такой же. У обоих зеркальные очки, к уху у того и другого прицеплены радиоклипсы. На шее у рулевого болтался огромный бинокль, а у другого (капитана, наверное?) — ярко-оранжевый раструб мегафона. Катер сбавил ход и крутанулся, подняв волну, ударившую пенной мутью в жерло водосброса. Биноклевладелец вскинул линзы, уставил в Рашпиля. (Кеша-Реактор ни жив ни мертв уполз куда-то в темноту). В мегафон гаркнули: — Эй-уй! Вы кто там? Жулики?

— В натуре, братва! мы жулики! у нас ничего нет! — Рашпиль скорчился, воплощая крайнюю степень падения на социальное дно, вытянул обезображенную руку.

Крутые парни переглянулись. Мегафонный рык гулко отдался под сводами трубы: — Да нам ничего и не надо! А кто у вас за смотрящего?

— А-а… у нас это… там! — Превозмогая боль, он указал раздувшимся поленом руки в сторону Кремля (кирпичный цвет кремлевских башен совпадал с растекшейся от локтя до кисти багрово-сизой гематомой).

Громкоговорящий парень, явно озадаченный, пробормотал: — Да у нас тоже вроде там… смотрящий… — чуткое устройство подхватило его слова. — А вы это… Короче! Здесь такая стопудовая хренотень не проплывала?!

— Не, братаны! ничего не проплывало! — откликнулся Рашпиль.

— За базар отвечаешь?

— Зуб даю! отвечаю! у нас тут братуха помирает! ухи просит!

— Ну пусть передает на тот свет привет солнцевской братве от пацанов. У нас тут все чики-пики. А если чо, мы тебя вздернем на рее, понял?

Взревел двигатель, ухнула волна, джип класса «река-море» пошел утюжить акваторию.

…А этим-то чо надо? — Реактор выполз из мрака на свет божий.

— «Чо те надо, чо те надо»! — передернул Рашпиль, натерпевшийся страху. — То же, чо и другим. Чо они гоношатся с утра самого?!

— Давай допьем, тут осталось… А то опять пришкандыбают. — Кеша притащил канистру из беловатой полупрозрачной пластмассы; в ней плескалась темная жидкость. — Хоть это не раздавили… Бесы…

Рашпиль приковылял, кряхтя опустился на раздолбанный ящик. Выпили из смятых пластиковых стаканчиков — и тут же добавили, проваливаясь в мутное забытье. «Э-э… м-м-мы-ы… э-э!» — подрваньем заворочался Вайн, протянул дрожащую руку со стаканчиком. — Ишь ты… чует… Жив курилка! — Кеша-Реактор налил полный. Рука исчезла, под тряпьем забулькало. — Подфартило нам с этим Вайном… Десантура-то как подплыла… Так и застремались газовой атаки… — («Э-э… м-м-мы-ы… э-э!» — процедура с наполнением стаканчика, его исчезновением и бульканием повторилась.) — А собачары их всеми четырьмя лапами уперлись. Только бы сюда не лезть.

— Да если надо… наша десантура… хоть к черту в пекло полезет… — возразил Рашпиль. — А тут видят… сидят два нормальных жулика. Ас третьим куралтай приключился. Ну, чо они полезут. Им собак беречь надо. Чтоб нюх не отбился.

Задымили сигаретами. Кеша прикурил и сунул полагающуюся Вайну в его черную вылезшую клешню.

Бурый и грязный (для троих оказавшихся здесь) — в некотором смысле поток Бытия — нес всевозможный мусор и источал зловоние, с утробным урчанием протекая мимо. Выпитое «вино» не навевало, конечно, «чудные грезы» — лишь немного затуманивало и приукрашивало окружающее. Два «нормальных жулика» так давно бомжевали, что в их мозгах, вытравленных алкоголем, не возникали обычные человеческие связи с действительностью. Никакой дружбы между ними не было. С наступлением лета каждый поодиночке (болтаясь зиму где придется) перебирался в эту трубу. В центре шакалить сытнее. Вайн же валялся здесь всегда — и зимой, возможно? и что он жрал? и жив ли на самом деле? — не задумывались об этом. Почему-то подле него всегда была канистра с «вином»: то полная под завязку, то на дне чуть-чуть. «Жулики», что-то надыбав за день, сползались на ночлег, употребляли свое. А видели, что в канистре «вино» — выпивали и это.

— А может… ну как его… — Рашпиль хотел высказать что-то мучившее его, приносящее беспокойство. — Может, они эту штуку ищут? Вчера же она приплыла вечером. Мы еще ее схватили.

Кеша даже поперхнулся дымом, закашлялся, тревожно глянул в проем. Катавасия на реке, похоже, сместилась в сторону Москворецкого моста, гул вертолетов и рев моторов всевозможных плавсредств слышались отдаленно. — Да ты очумел, что ли? Кому эта штука нахрен нужна?!

— Нужна, не нужна… Хрен бы знал. Куда ты ее замастырил?

— А чо? Достать?! Я вон ее, в ручей заховал. Как будто в печенках екнуло.

Кеша-Реактор ожидал решения подельника, зная его рассудительность. Когда-то Рашпиль работал главным инженером на крупнейшем оборонном предприятии и даже что-то изобрел в системах самонаведения баллистических ракет, получил на это патенты. Но иссякли военные заказы — завод перешел на производство алюминиевых банок для пива и женских гигиенических прокладок по новейшим нанотехнологиям — он не перенес этого, сорвался в запой. Не смог (да и не видел смысла) выйти из пьяного тумана. Сознательно разрушал себя, растворяя последние остатки совести рабочего человека.

— Ну достань, — кивнул Рашпиль.

(«Э-э… м-м-мы-ы… э-э!» — как будто услышав, запротестовал Вайн. Еще «вина» требует? Налили ему. Пей, не жалко, только не смерди.)

— Я и кирпичюгами ее привалил… — Кеша-Реактор засучил рукав, встал на колени а затем лег. Опустил руку по локоть в поток — и по самое предплечье. Шарил на дне. И, наконец, кое-как вытащил «штуку».

Необычный, странный и нелепый здесь (так что убогая дыра, казалось, осветилась исходящим от него сиянием) плоский кейс какой-то особо плавной, обтекаемой формы.

Можно было принять его за цельный слиток металла, если бы не зазор (вроде тончайшей линии, будто прочерченной твердым карандашом) между двумя половинами — да изящно выгнутая ручка в специальной выемке. Две матово-белые клавиши под ручкой, похоже, относились к тому, что можно назвать «кодовым замком». Но совершенно невообразимо… «космический» суперкейс был украшен черно-золотой хохломской росписью! В золотистом (как бы «каленого» золота) металле чемоданчика проявлялся многоцветный узор — и фантастические, «райского сада» цветы сплетались с такими же дивными плодами и птицами. Роспись чудесным образом была запечатлена на поверхности (словно дыханием мороза на стекле) драгоценно искрящейся старинной парчой…