Перевозбуждение примитивной личности - Екатерина Вильмонт

– С головой?

– Ой нет, с головой не надо!

– Слушаюсь. Ты простыню-то сними.

– Нет, не стоит…

– Да чего уж там! – ласково улыбнулся он. –Снимай, снимай, я тебя потом в нее заверну!

Он сам снял с меня простыню, и не успела я опомниться, какокатил меня ледяной водой.

Я взвыла:

– Ой! Ой!

– Тихо, весь поселок перебудишь! Рано еще! – И оннакинул на меня простыню. – Ну как?

– Здорово!

– А еще разок слабо?

– Ничуть!

– Правда?

– Чистая правда.

Он опрокинул на меня еще одно ведро, а потом подхватил наруки и отнес в дом, на кровать, где мы и остались еще надолго. Но в половинедесятого он сказал:

– В одиннадцать у меня репетиция.

Мы вдвоем мгновенно прибрались, успели даже выпить кофе сподсохшим лавашом и копченым сыром.

– Куда тебя отвезти?

– До первой стоянки такси.

– Ни в коем случае. Ты где обитаешь? На Сретенке? Яуспею. На самый худой конец опоздаю на репетицию на десять минут. Не каждыйдень все-таки сбывается то, о чем мечтал тридцать лет. Должен заметить, чтоушат холодной воды в иных случаях не охлаждает пыл, совсем даже наоборот, тысогласна?

Что это со мной? Я совершенно не в себе. Все время вижуперед собой его глаза, слышу голос, такой красивый, нежный, и по минуткамвспоминаю эту ночь… Наверное, все это зря, ничего хорошего это не сулит, нозачем думать о будущем, надо наслаждаться сегодняшним днем. Хотя, собственноговоря, сегодня наслаждаться я могу только вчерашним днем, да и то не днем, авечером. И ночью. И ранним утром с ушатом холодной воды. А сегодня – послерепетиции у него запись на телевидении, вечером спектакль, а после спектакля онуезжает в Петербург, где снимается в очередном сериале. И вернется только черездва дня. Но обещал звонить. А вот Рыжий что-то не звонит. Хотя зачем мне Рыжий?Но все-таки, почему он не звонит? Странно, наверное, решил, что погорячился… Нуи прекрасно. Но что мне делать, куда себя девать? Я хотела вечером пойти втеатр, посмотреть на Костю, но он мне категорически это запретил.

– Не смей, – сказал он. – Я не хочу, чтобы тывидела меня в этом спектакле, не люблю его. И вообще не смогу играть, если тыбудешь в зале. Не вздумай прийти тайком, я тебя все равно учую и провалюсь.Поклянись, что не придешь.

Пришлось торжественно поклясться. Сидеть дома просто не былосил. А я ведь толком и не видела Москвы. Пойду погуляю, приведу в порядок мыслии чувства… Я быстренько приняла душ, переоделась и вспомнила, что надо зарядитьмобильник. Но его в сумке не оказалось. Где же он? Кажется, я забыла его надаче у отца, потому что у Кости я его из сумки не доставала. Но без телефона якак без рук… И Рыжий наверняка звонил. Пришлось волей—неволей позвонить отцу.

– Папа!

– О, Динь-Динь! Как дела?

– Хорошо, спасибо. Папа, я, кажется, забыла своймобильник у Мальвины на столе.

– Совершенно верно, я звонил тебе домой весь вечер, нонапрасно.

– Да, я очень поздно вернулась.

– Тебя можно понять, он поистине неотразим, твой Костя.

– Папа, это совсем не то…

– Хорошо, хорошо, вот что, Динь-Динь, я скоро еду вгород, может, мы пообедаем вдвоем, а? Ты еще не была в «Пушкине»?

– В каком Пушкине?

– Прелестный ресторан на Тверском бульваре. Приглашаютебя.

– Спасибо, с удовольствием. Мне, кстати, никто незвонил?

– Кажется, нет. Итак, давай в два часа на углу, умагазина «Армения». Договорились?

– Конечно, только не забудь телефон. Положи его вкарман прямо сейчас!

– Ты меня держишь за маразматика?

– О нет!

Почему-то после этой ночи встреча с отцом уже не вызываланикаких отрицательных эмоций, и не возникало ни малейшего напряжения.Подумаешь, пообедать с отцом в «прелестном» ресторане, что в этом особенного? Итут зазвонил телефон. Тося Бах.

– Динка, где тебя черти носят? Или просто к телефону неподходишь, а мобильник выключен, что за дела?

– Да замоталась я, Тоська, извини!

– Так и быть. Надеюсь, сегодняшний вечер у тебясвободен?

– Да!

– В таком случае записывай адрес, жду тебя к восьмичасам! К ужину.

– Как прекрасно жить в Москве! Обедаю с отцом, ужинаю сподругой! Будет кто-то еще?

– Никого не будет, я просто жажду потрепаться с тобойкак когда-то. А завтра можем съездить к моим на дачу, они страшно хотят тебявидеть! Ну все, я помчалась, еще куча дел. В восемь жду! Целую.

…– Ох, Динка, какая ты стала… Сразу видно – иностранка!

– Мне тут все говорят, что я иностранка, даже бабушка!А я совсем себя так не ощущаю. Мне тут хорошо…

– Да, выглядишь ты просто здорово, глаза блестят, и всякакая-то… Ты не влюблена часом? А? Ох, подозрительно… Кстати, тебя вчераИванишин нашел?

– Да, – как можно безразличнее ответила я. Зачемвсей Москве знать про наш роман? Да это еще и не роман. – Я была у отца надаче.

– И что?

– Ничего. Поговорили чуть-чуть, договорилисьвстретиться, когда он вернется из Ленинграда.

– Из Ленинграда! Из Санкт-Петербурга, темнота!

– Знаю, но мне как-то непривычно еще.

И вдруг я поняла, что мне безумно хочется говорить проКостю, что-то узнать о нем, хоть я и понимала, что это ох какой нехорошийпризнак – похоже, я здорово влюбилась. Кто бы мог подумать?

– Слушай, а он что, правда хороший актер?

У Тоськи сделался мечтательный вид.

– А черт его знает, какой он там актер! Но мужик –невероятный!

– В каком смысле? – испугалась я.

– Красив, сексуален и все такое… А то, о чем тыподумала, мне, увы, неизвестно. Я для него только старый товарищ! Но баб у него– тучи!

– Господи, откуда что берется, был просто смазливенькиймальчик… Слушай, у тебя есть его фотография?

– Были где-то в журнале, я посмотрю. А ты что это таким вдруг заинтересовалась?

– Просто любопытно, что я в этой жизни упустила.

– Геморрой!

– Что? – не поняла я.

– Геморрой ты в жизни упустила!

– У него геморрой? Откуда ты знаешь?