Не смей меня... хотеть - Мария Зайцева

всхрапывает,  словно норовистая лошадь, послушная только хозяину.

Я, все еще в шоке от непонятной сцены, только что случившейся, не шевелюсь, постепенно стараясь расслабить пальцы, кажется, намертво вцепившиеся в подол платья.

А Немой, с совершенно спокойной рожей, молча выруливает на дорогу.

Он приоткрывает окно, вытягивает из пачки сигарету, подкуривает, и все это, не выпуская руля и спокойно увеличивая скорость.

Я вяло думаю о том, что стоило бы, наверно, меня спросить про курение, но сил на высказывание претензий нет, а потому просто дышу, приходя в себя, оглядываюсь, пытаясь привести эмоции в порядок…

Бросаю короткий взгляд на заднее сиденье… И ощущаю, как в груди опять все перехватывает.

На черной коже лежит небольшой, очень изящный букет ромашек…

Глава 20

Немой

Скажи мне кто еще несколько дней назад: “Ты, Захар, будешь самым счастливым мудаком на свете”, не поверил бы.

Слишком уж не предвещало ничего.

Но счастье, оно такое. Нагрянет нечаянно, когда его совсем не ждешь… Это не я придумал, если что, это бабка моя под настроение себе под нос мурлыкала обычно.

Мне мало что из детства запомнилось, но вот это впечаталось мертво… Смешная песенка про счастье, которое нагрянет…

Пророческая, мать ее, песенка…

Она первой пришла мне в голову, когда узнал от Сома, что Блонди бросила Лексуса.

Я помню свое тогдашнее состояние: полного охренения, перемешанного с сожалением, что не на моих глазах это все случилось и не удалось насладиться сполна тупой рожей придурка, осознавшего, что проебал свое счастье,  и дикой , малоконтролируемой радостью.

Потому что Блонди теперь была свободна. И можно было… Да, черт, все что угодно можно было! Все, о чем я думал в эти гребанные неполных три года!

С того самого дня, когда впервые увидел ее, розовощекую и смущенную, рядом с Лексусом.

Он , сучара, стоял, довольный, словно разом все ставки мира выиграл, а она, маленькая беленькая такая куколка, доверчиво держалась за его лапу. И несмело улыбалась на идиотские шутки, которыми он привык очаровывать малышек, вроде нее.

Я смотрел и дико злился, помню. Не на Лексуса, чего на него злиться? Он в своем праве. На себя, в основном, мудака. Потому что не успел первым. Да и, если б успел, если б увидел… Ничего бы не изменилось.

Нет во мне той притягательной мразотности, на которую телки падают и сами ноги раздвигают. Лексус в этом хорош, конечно, сучара. Подхватить, по ушам проехать, почесать, где надо, и все. Телка на все согласна.

Я ему не завидовал, на самом деле, потому что мне хватало тех отмороженных девок, что велись на фактуру и дурную славу. Даже чересчур хватало, если быть честным, иногда прямо еле отмахиваться успевал.

Так что нет, не завидовал. До того момента, да.

Потому что сразу, с первого взгляда было понятно: Блонди у нас — папина принцеска, и такой, как я — чисто грязь под ногами. Не посмотрит даже. Так что, наверно, неважно, что Лексус ее первым увидел. Мне все равно не светило.

И от осознания этого на душе было погано. И нервы, мать их, не к черту. А , учитывая, что я и так не пай мальчик, то понятно, что после первой встречи с Блонди я ушел в штопор, и вскоре положил в копилку своих подвигов еще парочку совсем уж диких. Узнал бы папаша, точно в подвале бы запер. Или пинками погнал из дома. Но папаша у меня — сам тот еще отмор, да и не видел я его к тому времени примерно полгода уже, так что никто меня за шкирняк не таскал и “у-ню-ню” перед носом не делал.

Когда я вернулся в универ после очередного заседания в местном кпз, с удивлением узнал, что Лексус у нас завязал с телками и теперь верный парень одной маленькой Блонди.

Зная этого придурка, тема вообще была странная.

Я тогда даже как-то по-новому глянул на девочку, сумевшую подцепить своим маленьким пальчиком такого ушлепка и заставить его крутиться вокруг себя.

Смотрел, смотрел… Все искал двойное дно, искал недостатки, изъяны… И не находил! Она была… Сука, она была идеальна.

Во всем.

Красивая настолько, что смотреть больно, улыбчивая, веселая, всегда всем довольная. Ни одного плохого слова в адрес других, ни одного неверного шага. Принцесса, мать ее…

Лексус, уж на что придурок, рядом с ней выравнивался как-то, на человека становился похож. Словно самый придурастый гном рядом с Белоснежкой…

Я все ждал, когда же они расстанутся. Очень этого хотел.

Не знаю, зачем, ведь уже с первых мгновений отчетливо понимал, что сам шансом пользоваться не буду. Не посмею. Где она, и где я?

Особенно стало понятно, насколько мне в этом направлении не светит, когда узнал, кто у нас папа.

Потому что, даже если б она на меня просто посмотрела, не как на пустое место, то ее папаша-прокурор…

С моим генеалогическим древом я мог идти сразу далеко. Нахуй.

Но все равно, даже несмотря на то, что она никогда не будет со мной, мне дико не хотелось, чтоб она была с этой тварью.

Делать я для этого ничего не собирался, конечно, западло, потому что, но вот помечтать-то…

Мечтал я много в то время, ага. И обычно по ночам. И обычно с телкой, похожей на маленькую Блонди.

Суррогаты походили на оригинал, как паль на элитный коньяк, но дышать становилось легче. Временно.

Я ничего не собирался делать, да. И думать о том, почему и как я так вперся, тоже. Просто пережидал это все, надеясь, что отпустит.

Когда через несколько месяцев после начала их отношений, Лексус хвастанул, что затащил Блонди в кровать…

Я сорвался во второй раз. Нажрался так, что себя не помнил.

Цепанулся в каком-то шалмане с одним придурком, поиграл с ним в бокс.

Пришел в себя в родном до боли кпз.

Придурок, оказавшийся опером убойного отдела из центра, потирая ушибленную мною челюсть, пытался проводить беседу. Но мне было похер. Я молчал, смотрел на него и чесал сбитые костяшки пальцев.

— Слышь, давай так, — неожиданно предложил опер, — ты мне рассказываешь, что случилось, а я тебя отпускаю. Под свою ответственность.

— С чего такой добрый? — усмехнулся я, кривясь от боли в разбитой губе, — понравилась моя ласка? Так на углубление не рассчитывай.

— Нет, — спокойно ответил опер, кстати, очень даже нехило работающий левой, я почему пропустил его удар? Не просек,