Эмоциональная жизнь мозга - Шерон Бегли

Этот термин означает склонность к блокированию в ответ на что-либо непривычное или незнакомое, что обсуждалось в контексте исследований обезьян в главе 4. В повседневном плане это во многом выглядит как застенчивость. Каган был первым ученым, который систематически исследовал соотношение поведенческих и биологических индивидуальных различий у детей раннего возраста с особенностями их темперамента.

Основной вывод он сделал после многолетнего изучения множества детей. Их поведенческое торможение оценивалось, когда они были маленькими, и классифицировалось либо как торможение поведения, либо как раскованность. Затем это же было оценено, когда испытуемые достигли двадцати лет. Каган просил родителей описать своих детей и оценить по шкале торможения поведения; наблюдал детей сам, а также делал функциональную МРТ их мозга. Последняя показала, что молодые люди, которые были причислены к категории сильно замкнутых, демонстрировали повышенную активность амигдалы в бытность свою малышами (в отличие от тех, кто был раскованным ребенком). Амигдала играет ключевую роль в чувствах страха и тревоги, появляющихся в ответ на несущие угрозу события в окружающей среде. Повышенная активность амигдалы отображает важную характеристику поведенческого торможения как у детей, так и у взрослых: они сверхбдительны, постоянно находятся в поиске потенциальных угроз и источников опасности. Они могут вздрагивать от малейшего шума, который другие люди считают безобидным. Выводы Кагана были таковы: торможение поведения – это удивительно стабильная черта характера. Застенчивый девятилетний становится застенчивым шестнадцатилетним, который превращается в застенчивого взрослого. Поскольку Каган обнаружил то, что, похоже, было причиной этого явления – повышение активности амигдалы – и поскольку в то время, когда была проделана эта работа (80-90-е годы), большинство ученых считало, что унаследованные гены формируют структуру и функции мозга, неизменность поведенческого торможения стала частью поп-культуры. Типичный заголовок: «Рожденный застенчивым застенчив навсегда».

Еще несколько лет назад, когда говорилось, что существует генетическая основа для эмоционального типа (и вообще для любого признака, психологического или физического), подразумевалось кое-что другое: этот признак с нами на всю жизнь, это наследство, с которым мы уйдем в могилу. В конце концов генетически обусловленная форма нашего носа или цвет наших глаз не меняются (если не брать во внимание травмы и вмешательства пластического хирурга). Также не будут меняться (по расхожему мнению) и генетически обусловленные психологические черты, такие как эмоциональный тип.

Но затем волна революции прокатилась по генетике, и догма «генетическое значит неизменное» была свергнута так же основательно и драматично, как статуя Саддама Хусейна в Багдаде. Ученые сделали два поразительных открытия, связанные между собой: генетическая черта будет проявляться либо не проявляться в зависимости от среды, в которой растет ребенок, а действующий ген – двойная спираль, которая вьется через каждую из наших клеток, – может быть включен или выключен в зависимости от опыта, которым мы обладаем. Популярно говоря, это значит, что не существует единственного фактора – ни генетического, ни эмпирического, – который отвечал бы за виды эмоционального типа. Но это так же очевидно и бесспорно, как то, что солнце горячее. Происходит нечто гораздо более интересное. Вопреки распространенному мнению о том, что если что-то генетически обусловлено, то это с нами на всю жизнь (ведь как мы можем изменить свою ДНК?), наследственные признаки могут быть значительно изменены полученным воспитанием, обучением и опытом.

Скрежет мела по школьной доске. Кинжал, пронзающий глаз и входящий все глубже и глубже. Лезвие ножа, которым медленно проводят возле вашей ступни. Постойте, а не шаги ли это слышатся за вашей спиной?

Я не хочу вас испугать. На самом деле, вообще-то, хочу, но по определенной причине: я хотел бы добиться физического проявления того, что исходит исключительно из вашего мозга. Возможно, вы не вздрагиваете и не прикрываете уши от звука скрежета мела по доске (или мысли об этом звуке). Не исключено, что мысленный образ острого предмета, пронзающего глазное яблоко, не вызывает у вас неприятную дрожь, расходящуюся волнами откуда-то изнутри, как это происходит у меня. Но я уверен, что есть что-то, заставляющее вас ощутить физиологическую реакцию пониже шеи. Чувства и мысли, создаваемые в мозге, в буквальном смысле покидают наше серое вещество и проникают в остальную часть тела. Более того, Уильям Джеймс полагал, что эмоции – это не что иное, как восприятие явлений окружающего мира телом.

Не вдаваясь в подробности, можно упомянуть, что современная неврология доказала: эмоции действительно влияют не только на разум, но и на тело: состояние тревоги заставляет пульс биться чаще, повышается артериальное давление, а чувство удовлетворения помогает укрепить иммунную систему, в результате чего вы (по сравнению с теми, кто постоянно в плохом настроении) меньше подвержены инфекциям и другим заразным заболеваниям.

Исходя из всего мною рассказанного, вы уже знаете, что эмоциональный тип влияет на то, как мы осознаем себя и окружающих, на наше поведение, на подверженность стрессу, на когнитивные функции, а также на уязвимость к определенным психиатрическим расстройствам. Но эмоциональный тип влияет и на физическое здоровье. Принадлежность к тому или иному типу имеет физиологические последствия. Эмоции влияют на участки оперона (разновидность генов, определяющих синтез функционально связанных ферментов), расположенные ниже или дальше (по ходу транскрипции) и относящиеся к респираторной, иммунной, сердечно-сосудистой, желудочно-кишечной и эндокринной системам (если вкратце, на все, что находится ниже шеи). На самом деле я готов даже заявить, что из всех форм человеческого поведения и физиологических состояний именно эмоциональная жизнь оказывает самое мощное воздействие на наше физическое здоровье.

Основатели психосоматической медицины – учения о связи психосоциологических факторов и болезней – догадывались об этом еще несколько веков назад. Первые в мире врачи – греческий анатом Эрасистрат в III веке до н. э., Гален (врач Марка Аврелия) во II веке, персидский философ Авиценна в X веке – использовали измерение частоты пульса для выявления «любовной болезни», веря, что безответная любовь способна отразиться на физиологии страдальца. В одной знаменитой истории, рассказанной Плутархом, Эрасистрат был вызван греческим королем Селевком к своему взрослому сыну Антиоху. Страдалец находился при смерти из-за болезни, которую не смог распознать ни один врач. Эрасистрат заметил, что, когда молодой человек находился в присутствии Стратоники, юной жены короля, «симптомы Сапфо становились более явными: изменение голоса, появление румянца, потупленный взор, неожиданная испарина и сбивчивый пульс», рассказывал Плутарх. «Он также становился подверженным обморокам, сомнениям, страхам и неожиданной бледности. Исходя из всех этих проявлений, Эрасистрат пришел к заключению, что сын короля был сильно влюблен в Стратонику и вознамерился скорее погибнуть, чем выдать себя». (Счастливый конец наступил, когда щедрый король отдал молодую жену своему влюбленному до безумия сыну. Ни слова о том, как в связи с этим чувствовала себя Стратоника.)