Эта горькая сладкая месть - Дарья Донцова

Она внезапно заткнулась, потому что в кухнювошли Жанна и полная женщина. Почти через все лицо незнакомки шел жуткий шрам,верхняя губа практически совсем отсутствовала, нижняя торчала вперед уродливымкуском. Следом появилась Виолетта. Мы стали под ее чутким руководством готовитьхолодец и чистить овощи на салаты. Пытаясь удержать в руках скользкую селедку,я оценила полученную информацию. Выходит, несчастную Вику хоронят за мой счет!Интересно, что все-таки явилось причиной смерти? Неужели алкогольноеотравление?

Зеленодольск совсем рядом с Москвой, езды посухой дороге от силы полчаса, и я добралась до интерната к часу дня. Проклятыйпейджер не издавал ни звука, оно и понятно: Павловские на похоронах.

Интернат, убогое двухэтажное здание, вытянулсязмейкой по берегу реки. Покосившиеся ступеньки, облупившиеся стены и запах мочивперемежку с ароматом щей. Несколько обитателей скорбного места брели покоридорам, опираясь на костыли и палки. В открытую дверь одной из палатвиднелись штук шесть железных коек с застиранными байковыми одеялами. Жить втаком месте недвижимым почти двадцать лет!.. Я почувствовала, как похолоделашея. Нет уж, лучше сразу подохнуть.

Толстая санитарка деловито опускала вонючуютряпку в грязное ведро.

– Где найти больного Федорова? – поинтересоваласья.

– Андрея Сергеевича? – неожиданно ласковоспросила баба. – Он в другом корпусе живет, платном, через лесочек налево.

Я пошла в указанном направлении и через паруминут оказалась в совершенно ином помещении. Коридор застелен относительно новойковровой дорожкой, в холле – несколько диванов и кресел, на подоконниках цветы,и в воздухе только легкий запах лекарств. Здесь обнаружился и медицинский пост.Молоденькая сестричка скучала над любовным романом.

– Андрей Сергеевич в 22-й комнате, – сообщилаона.

Я поднялась на второй этаж и, секундупотоптавшись у двери, приоткрыла одну створку. Однако! Ожидала увидеть древнююкойку, тумбочку и вонючее судно… Но внутри – абсолютно иной антураж. У стеныстояло нечто отдаленно напоминающее кровать. Больше всего ложе, застеленноекрасивым пледом, походило на рубку космического корабля. Справа, на специальнойдоске, размещался компьютер, слева, в пределах протянутой руки, теснилиськакие-то непонятные агрегаты, дальше располагались телевизор, видеомагнитофон,музыкальный центр. Все стены более чем двадцатиметровой комнаты заполняликнижные полки. На обеденном столе высилась стопка рукописей, здесь же тихогудел лазерный принтер, выплевывая страницы. В открытое окно задувал теплыйветерок, и пахло в палате дорогим мужским парфюмом от “Лагерфельда”.

– Вы за заказом? – раздался голос. –Подождите чуть-чуть, сейчас допечатает.

Я поглядела на кровать. В больших подушкахлежал худой мужчина с лицом Христа. Тонкие бледные руки покоились на клавиатурекомпьютера.

– Нет, – сообщила я. – Хочу поговорить свами о Светлане Павловской.

– Зачем? – изумился Федоров и нажалкнопку на одном из таинственных аппаратов. Верхняя часть кровати пришла вдвижение, медленно поднялась, и Андрей оказался сидящим. – Зачем? – повторилон, вытаскивая сигареты “Парламент”. – Не видел вышеназванную даму двадцатьлет, и, честно говоря, она меня не волнует. Среди моих интересов – языкознание.

Я поглядела на книги. Л. Федоров “Стилистикаяпонского языка”, А. Федоров “Введение в граммитику”.

– Бог мой, – вырвалось у меня, – вы тотсамый Андрей Сергеевич Федоров, лучший российский японист, как же так…

Андрей заулыбался.

– Кто не знает, всегда удивляется, какэто беспомощный калека смог написать около тридцати монографий и статьизвестным ученым. Но сейчас век компьютера, и я связан с коллегами из многихстран. Сначала объясните, что вам нужно от меня.

Я устроилась поудобнее в кресле и выложилаинвалиду все.

Андрей выслушал, не перебивая, потом сказал:

– Боюсь, ничем не смогу помочь. Не виделСветлану двадцать лет, не узнаю ее, если встречу. Никаких бумаг не подписывал,о ее разводе со мной и продаже квартиры слышу впервые. Хотя к чему мнеродительские хоромы? Могу жить только здесь, пусть Света пользуется, ведь онаиз-за квартиры выходила замуж. А я ей, честно говоря, даже благодарен.

– За что? – вырвалось у меня. Андрейулыбнулся.

– Был самым обычным мальчишкой, училсякое-как в МГИМО, любил погулять и выпить. А тут со Светкой познакомился –хорошенькая такая пампушечка, хохотушка жуткая. Она в меня как кошка влюбилась,хвостом бегала, а родители мои тогда в Африке работали.

Дальше история развивалась по знакомомусценарию. Сначала несколько ночей, проведенных вместе, потом задержка, слезыневинной девушки и визит разъяренной матери. Виолетта Сергеевна потребоваланемедленной свадьбы. У Светланы оказался отрицательный резус, и аборт былневозможен. Андрюша сначала попробовал увильнуть, но будущая теща пообещаласходить в институт и пожаловаться в партийную и комсомольскую организацию.Парень присмирел и решил сочетаться браком, справедливо полагая, что живем не вИталии, развод не запрещен. Все еще колеблясь, он позвонил матери, но та, невыслушав его до конца, заорала сразу про свою драгоценную квартиру. Андрейразозлился, мать волновала только жилплощадь, и, по мнению сына, родительницеследовало преподать урок.

В два счета он зарегистрировался со Светкой.Потом катастрофа, больница, интернат… Первые годы бедный инвалид просто гнил назасранных простынях. Он отправил жене кучу открыток с просьбами о помощи, ноответа не дождался. Тогда стал писать соседке и от нее узнал, что Светочкабыстренько выскочила замуж, двух месяцев не прошло после катастрофы, как в еекровати оказался другой. Андрей совсем пал духом и решил отравиться. Спасла егопалатная сестра Ниночка. Девушка предложила парню получить второе образование,и Андрей решил изучать японский язык. Руководство МГИМО пошло навстречу юноше.Ниночка принялась регулярно возить в Москву контрольные работы и рефераты.Неожиданно для себя Андрей увлекся. Японский казался безграничным морем,свободного времени у инвалида было навалом, а спиваться, как другие обитателиинтерната, он не хотел.