Боги богов - Андрей Рубанов

Объединяя четыре племени в единый народ, подолгу беседуя с Быстроумным и Ахо, наблюдая и анализируя быт и обряды аборигенов, Марат понял, что матерей родов лучше не трогать. Интеллектуально эти женщины были много сильнее прочих дикарей, знали счет, помнили возраст каждого члена своего племени, принимали роды, раздавали имена, врачевали, предсказывали начало и конец каждого сезона, знали азы строительного ремесла, вели торговлю с бродягами и, главное, — умели мыслить абстрактно.

Быстроумного, ставшего царем, Великим головой Четырех племен, все старухи молча презирали. Марату не удалось убедить их построить одно большое чувствилище: формально четыре племени составляли один народ, но на деле Город сам собой делился на четыре части. Собравшись дважды в сутки у большого костра, аборигены немедленно разбредались по своим районам, и в четырех отдельных чувствилищах, сложенных из камня, проконопаченных глиной и мхом, матери родов отправляли привычные им обряды, сущность которых Марат так и не постиг. Даже Ахо упрямо отмалчивалась в ответ на вопросы.

Но всё же культурный обмен происходил. Более продвинутые шгоро-шгоро использовали соль, занесенную из-за гор бродячими торговцами, и быстро приучили остальные племена солить пишу. Соленое мясо долго хранилось, в нем не заводились паразиты (вкус, правда, был весьма специфический). В конце нынешнего лета Марат даже попытался ввести денежную единицу, основанную на соляном обмене, — за расчетную меру предложил считать количество соли, удерживаемое на ногте большого пальца взрослой женщины, — но матери родов назвали эту идею злом и отвергли.

Соль выглядела как обыкновенная, земная — белые крупицы имели все свойства соли, за исключением вкуса — соль Золотой Планеты была сладкая, как сахар.

Вошли в обыкновение смешанные браки. В первые же месяцы объединения мужчины пчо и ндубо взяли в жены почти всех женщин и девочек шгоро-шгоро. Поскольку каждый брак сопровождался обязательным калымом и щедрыми подношениями матерям родов, Город охватила брачная лихорадка; во всех направлениях путешествовали ножи, кожаные ремни и сандалии, шкуры земноводной собаки, болотные тыквы, листья чируло и прочие ценные предметы быта. Период беременности у аборигенов составлял чуть более трех месяцев, и к началу сезона туманов в Городе родились больше ста пятидесяти младенцев, из которых, правда, около трети умерли, не прожив и нескольких недель, но Марат всё равно торжествовал.

Объединение племен равнины обошлось ему в двадцать восемь смертей. Но нынешний демографический взрыв многократно восполнил убыль.

Он, Марат, Хозяин Огня, лично убил двадцать восемь мыслящих существ. Но дал жизнь гораздо большему их числу. Может быть, Кровь Космоса учтет это, когда приведет к равновесию жизнь самого Марата.

В их мире смерть была бытовым происшествием. Они гибли каждый день. Взрослые мужчины — на охоте и в драках. Младенцы — от болезней и несчастных случаев. Как лечить местные недуги — Марат не знал и пока научился побеждать только вспышки дизентерии. Скольких он спас от смерти — посчитать было невозможно, впрочем, он и не пытался.

Убиты двадцать восемь, об этом лучше не думать, зато остальные живут сыто и плодятся.

Перед каждым боем он давал себе клятву, что сначала проведет переговоры. Но дикари просто не понимали, зачем приехавший верхом на носороге пятипалый пришелец предлагает им уйти с родовых земель. В ответ слышались только угрозы. Прирученный носорог не пугал аборигенов, широкие плечи и громовой голос всадника — тоже. Начиная бой, Марат использовал только парализующие заряды — и каждый раз тактика обездвиживания проваливалась. В первой же схватке с племенем тна пришлось вывести из игры всех взрослых мужчин и всех подростков старше четырех лет. Вступив победителем в пределы деревни, Марат понял, что теперь должен сражаться еще и с женщинами: заперев детей в чувствилище, они вышли к нему с короткими бытовыми ножами, пришлось отступить. Спустя двое суток завоеватель вернулся и увидел воинов тна очнувшимися и готовыми к новым боям. Более того, аборигены действовали заметно смелее. Видимо, усомнились в силе агрессора. Или, может быть, уверовали в собственную неуязвимость. Деморализовать врага, поджигая кусты и землю, тоже не удалось, и только смерть троих самых сильных и яростных самцов сломила волю к сопротивлению. Может быть, такова была генетическая программа этих существ: сопротивляться всеми силами — но только до того момента, когда начинается истребление; в конце концов каждый воин подчинялся воле своей женщины, а женщинам не нравится, когда их мужчины гибнут.

В те дни Жилец особенно часто ругал Марата за наивность, мягкотелость и слабоволие. Но Марат не слушал. Во-первых, ему было просто некогда. Во-вторых, великий преступник получил многое из того, на что рассчитывал. Не Фцо, конечно, — но многое. Два раза в неделю Марат и Быстроумный совершали священную процедуру переноса тела: вынимали из утробы и переносили из душной капсулы во дворец. Капсула покоилась рядом с домом, на заднем дворе, и транспортировка тела не составляла проблемы: за два года старый вор потерял в весе около сорока килограммов. Его мышцы не атрофировались только благодаря массажу и электростимуляции. Впрочем, духом Жилец оставался крепок и вовсю наслаждался плодами черной пальмы и соком болотной тыквы, пока перед ним под стук ритуальных бубнов танцевали обнаженные девушки. Танцовщиц отбирал лично Быстроумный — он оказался сладострастником, как и сам Жилец, и быстро понял, что именно требуется Великому Отцу.

Правда, Отец не жаловал царя и называл его косоглазым сутенером — но не на местном языке; Быстроумный полагал, что его хвалят, и благоговейно кивал.

Кроме семи танцовщиц и Быстроумного, Жилец подпускал к себе только Нири, личную служанку. Скорее всего, она же была его любовницей. Хотя что именно мог проделывать с женщиной парализованный ниже шеи мужчина, Марат мог только догадываться.

Сам он, в отличие от Жильца, сильно прибавил в весе. Два года питался в основном слабо прожаренными голенями забавного животного, называемого среди аборигенов полночным дикобразом, за привычку охотиться только полчаса, под покровом темноты, а в остальное время — спать; плоть его была мягкая и жирная, зато не слишком сладкая. Прочую еду Марат ел редко и только по необходимости. Мясо носорога отдавало ванилью, мясо земноводной собаки — шоколадом, а здешний деликатес — хвостатая лесная жаба, поедаемая гурманами целиком, включая потроха, глаза и перепонки меж пальцев, — имел вкус карамели.

Карамельная, липкая, сладкая планета. Сладкая пыльца растений, оседающая на губах, забивающая ноздри. Сладкий, дурманный пот местных самок — хоть собирай в пробирки и экспортируй в старые миры, на Олимпию, там сей товар сведет с ума любого парфюмера. Сладкие плоды черной пальмы — от них тело становится невесомым, а голова пустой. Конечно, Жильцу, грубому человеку, каторжанину и бандиту, здесь нравилось, это был, в его координатах, самый настоящий рай. Шоколадные запахи. Наркотики. Послушные миниатюрные девушки с грудями, имеющими размер апельсинов.

Жили так: с утра и до обеда Марат властвовал, не покидая дворца. Диктовал Быстроумному распоряжения, выслушивал его косноязычные, но деловитые речи, вел нервные переговоры с матерями родов. Жилец лежал за занавесом, невидимый, и слушал. Потом происходило обсуждение. Когда у великого вора начинались боли, Марат и Быстроумный относили его назад в капсулу, помещали в утробу, и Жилец засыпал. После обеда приходила Ахо. Потом Марат шел в загон и занимался носорогами.