Сто осколков одного чувства. Эротические этюды №№1-52 - Андрей Корф

– Поезд на Черкассы отходит с четвертого пути, – сонно откликнулась дикторша.

– Подари мне цветы, – попросила Она.

– Какие? – спросил Он.

– Не знаю. Какие хочешь. Только, чтобы их было много.

Она сидела в кресле в старомодной ночной рубашке. Он лежал на кровати, ничему не удивляясь.

– Ты поцелуешь меня? – спросил Он.

– Да, – просто ответила Она. – Только я не знаю, как это делать.

– Очень легко, – сказал Он. – Тебе нужно прикоснуться своими губами к моим.

– И все? – спросила Она. Поцелуй, по ее представлениям, явно был чем-то большим.

– Ну... – замялся Он. – Можно еще коснуться языком...

– Да, – улыбнулась Она. – Я тебя поцелую...

Она поднялась с кресла, легко, как пар над чашкой кофе. Подошла к нему, села на край кровати и наклонилась к губам.

– Ты подаришь мне цветы? – спросила Она. Произнося «п» и «м» Ее губы касались Его губ. Остальные буквы обернулись легкой рябью на штилевой поверхности Его ожидания.

– Да, – ответил Он. – Подарю. Поцелуй меня.

Он принялся считать букеты похотливых роз, грациозных ирисов и чопорных лилий, которые он принесет ей завтра. Семнадцать... Восемнадцать... Девятнадцать...

– Трррррррззззззззз!!!

На языке будильника это означало: «Вставай, сукин сын, я принес тебе новый день».

Он проснулся, успев полузакрытой частью зрачка увидеть, как Она отпрянула в темный угол и растаяла там без звука. Предметы выступили из мрака нечетко, как карандашный набросок, раскрашенный выдохшимися фломастерами. Стол, пепельница, книжные стеллажи, вчерашние бутылки пива, допитые паркетом.

– Тебе хорошо, – сказал Он кукле, купленной вчера за бесценок, – Были бы у меня глазки – пуговицы! Застегнуться на них – и послать все подальше...

Кукла, понятное дело, ничего не ответила.

У нее был на редкость дурацкий вид. Своей физиономией и никчемным платьицем она вызывала брезгливую жалость. Если бы не Его страсть к бездарным безделушкам прошлых лет, она оказалась бы на свалке через несколько дней. Но страсть была, и кукла оказалась в коллекции другого барахла между глобусом с неузнаваемой географией стран и трубкой, которую когда-то часто и вкусно курили...

Он встал с кровати и отправился умываться. Начался один из дней, о которых потом решительно нечего вспомнить. Возьмем у памяти пример и постараемся скоротать его незаметно, описав в трех словах:

Отходняк. Безделье. Осень.

Четвертым, тайным и главным словом, станет Ожидание.

Он дождался своего, и следующей ночью Она вернулась.

Неизвестно, где она пряталась весь день, но в Его сон явилась без опоздания и никуда не спешила уходить. Она продолжила с того места, где вчера разлеглось многоточие, а именно – нежно поцеловала Его в губы. После этого Она отстранилась и, оглядевшись по сторонам, спросила:

– Ты здесь живешь?

– Да. А что?

– Ничего. – Ему показалось, что Она вздохнула.

– Тебе не нравится мой дом?

– Нравится. Только очень...

– Грязно?

– Нет... Немножко...

– Бедно?

– Нет... не знаю... непривычно...

– А я?

– Что?

– Я тебе нравлюсь?

– Ты – как твой дом. А твой дом мне нравится...

– А ты где живешь?

– Не помню...

– То есть как это – не помню?... – на Него повеяло сквозняком от распахнутого настежь вопроса...

– Там много цветов... Ты подаришь мне цветы?

– Да... Ты уже решила, какие?

– Нет. Какие хочешь...

– Обязательно подарю... Ты уже уходишь?

– Нет... Я...

– Что?

– Мне понравилось целоваться. Можно, я поцелую тебя еще раз?

– Можно. Ты здорово целуешься.

Она потянулась к его губам и вдруг отпрянула. Ее глаза замерли на чем-то за его спиной.

– Что с тобой? – спросил Он.

– Это моя кукла, – сказала Она, зло поджав губы. – Откуда она у тебя?

Он хотел ответить, что купил куклу в антикварном магазине на Арбате, но не успел.

Будильник цапнул его за ухо, Он проснулся и сел в постели.

Реальный мир был на месте, включая куклу, помешавшую Ему целоваться. У нее был такой же тупой вид, как и накануне, и Он разозлился на тряпичную разлучницу с расстегнутыми глазами.

День тянулся долго, каждый час полз улиткой и оставлял после себя полоску слизи. Он прибрался в квартире. Потом несколько раз пытался заснуть, но безуспешно. День по-прежнему умещался в три слова, и слова эти были:

Ожидание. Ожидание. Ожидание.

В ожидании сна он переставлял в квартире предметы, чаще всего – куклу, которой было тесно между глобусом и трубкой. Подселяя куклу к новым соседям, Он каждый раз натыкался на ее молчаливое недовольство и пытался угодить капризному куску ветоши, как мог, только бы он (кусок ветоши) не помешал ночным поцелуям.

Он понял, что заснул, когда увидел Ее силуэт в двери. Она была бледнее обычного, смотрела строго.

– Я соскучилась, – сказала Она обиженно.

– Я тоже, – сказал Он.

– И я снова хочу поцеловать тебя, – сказала Она, смягчаясь.

– Я тоже, – отозвался Он.

Они долго целовались, и Он удивлялся тому, что такая взрослая красивая девица целуется как первоклашка. Утолив первый голод, Она отстранилась и спросила:

– Я хочу тебя потрогать. Обнять. Ты меня научишь, как это делать?

– Конечно, – прошептал Он. Это была ложь, потому что прежде его никогда не обнимали женщины, не считая, конечно, мамы, бабушки и двух-трех теток.

Они разделись догола и обнялись. Потом Он начал делать с Ней какие-то странные вещи, а Она смотрела на него блестящими, как пуговицы, глазами. А иногда закрывала глаза и молча целовала его в ответ...

Потом Она сказала:

– Мне пора идти.

– Не уходи, – попросил Он.

– Я должна уйти, – сказала Она. – Иначе тебе будет плохо. Очень плохо.

– Откуда ты знаешь?

– Я чувствую. Мне пора.

– Ты вернешься?

– Да. Мне кажется, я люблю тебя.