Правдивая ложь - Нора Робертс

– Треверс была слишком незначительна, чтобы вызвать сочувствие или неприязнь. Не считайте меня высокомерной, это просто правда. Наш маленький треугольник занял несколько колонок и был быстро забыт. Когда Элизабет Тейлор увела Эдди Фишера у Дебби Рейнолдс, люди приняли это гораздо ближе к сердцу. До сих пор не знаю, была ли я той соломинкой, что сломала хребет браку Тони и Треверс.

– Я спрошу Треверс.

– Не сомневаюсь. Хотя вряд ли она вам ответит. А мне, пожалуй, лучше начать сначала, с моего начала с Тони. Как я и сказала, он был очень привлекательным мужчиной, и я уважала его как режиссера.

– Вы встретились в «Параллельных жизнях»?

– О, мы встречались и раньше… как все на этом корабле дураков, но съемочная площадка – крохотный мирок, совершенно оторванный от реальности. Даже не оторванный, а отгородившийся. И как бы ни было тяжело временами, иллюзия затягивает, как наркотик. Вот почему многие из нас обманываются, искренне веря, что отчаянно влюблены в соседа по этому сверкающему мыльному пузырю… на время создания фильма.

– Вы влюбились не в партнера, а в режиссера. Длинные черные ресницы опустились, скрыв глаза, устремленные в прошлое.

– Это был трудный фильм, очень мрачный, высасывающий все силы и чувства. История об обреченном браке, предательстве, супружеской измене и нервном срыве. Целый день мы снимали один и тот же эпизод, в котором моя героиня признает наконец неверность мужа и совершает попытку самоубийства. Я должна была раздеться до черных кружевных трусиков, тщательно подкрасить губы, подушиться. Включить радио и танцевать. Одна. При свечах. Затем открыть бутылку и глотать одну за другой снотворные таблетки, запивая их шампанским.

– Я помню эту сцену, – прошептала Джулия. В ярко освещенной комнате, полной запахов пота и ароматизированных масел, та сцена живо предстала перед ее мысленным взором. – Это было очень страшно, очень трагично.

– Тони требовал возбуждения, почти экзальтации, и отчаяния. Мы снимали дубль за дублем, час за часом. Мне казалось, что меня вывернули наизнанку, что моя душа, мое сердце кровоточат. Когда к концу дня просмотрели отснятый материал, я увидела, что Тони добился своего: изнеможение, ярость, горе и тот свет в глазах, что появляется от ненависти.

Ева улыбнулась улыбкой победителя. Эта сцена была одной из ее лучших работ на экране.

– Когда мы закончили, я ушла в свою гардеробную. У меня тряслись руки. Дьявол, у меня душа тряслась. Он пришел следом, запер дверь. Боже, я помню, как он стоял там, как прожигал меня глазами. Я визжала, рыдала, я выплеснула столько яда, что можно было убить десяток мужчин. Когда он схватил меня, я ударила его. До крови. Он порвал мой халат, я царапалась, кусалась. Он стянул меня на пол, разорвал в клочки трусики, в которых я снималась, и все это, не произнося ни слова. Боже милостивый, мы взорвались в оргазме, как пара диких псов.

Джулия сглотнула комок в горле.

– Он изнасиловал вас?

– Нет. Было бы легче солгать, но к тому моменту, как мы приземлились, я уже обезумела от желания. Я понимала, что, если бы сопротивлялась, он изнасиловал бы меня. И это невероятно возбуждало. – Ева зажгла новую сигарету. – Чертовски возбуждало. Наши отношения были извращенными с самого начала, но это был лучший секс в моей жизни. Всегда почти жестокий, всегда на грани невероятного.

Ева встала, чтобы смешать себе еще один коктейль.

– Я считала себя опытной… – Поджав губы, Ева наполнила стакан до самых краев и то же самое сделала для Джулии. – Унизительно признавать, что я вступила в тот брак невинной, как дитя. Тони был знатоком половых извращений, о которых в те времена даже не упоминали. Оральный секс, анальный, садомазохизм. У Тони был полный шкаф всяких дьявольских штучек. Некоторые я находила забавными, некоторые – омерзительными, некоторые – эротичными. И были наркотики.

Джулия приняла предложенный стакан. Здесь и сейчас ей не казалось странным пить шампанское до ленча.

– С наркотиками Тони опередил свое время. Он наслаждался галлюциногенами. Я сама их пробовала, но меня они никогда не привлекали. Тони был ненасытен во всем. В еде, алкоголе, наркотиках, сексе. Женщинах.

Ева страдает, поняла Джулия. В ней вспыхнуло желание защитить. Она выиграла в схватке характеров, но победа, вызвавшая боль, не радовала.

– Ева, мы не обязаны углубляться во все это. Огромным усилием воли Ева стряхнула напряжение, снова опустилась в кресло.

– Джулия, как вы входите в холодную воду? Дюйм за дюймом или сразу?

– Головой вперед.

– Хорошо. – Ева глотнула шампанского, чтобы очистить горло перед прыжком. – Началом конца стала та ночь, когда он приковал меня к кровати, чего никогда не делал раньше. Бархатными наручниками. Вы шокированы?

Джулия не смогла представить себя настолько беспомощной, в полной власти другого человека. Не смогла представить в таком положении Еву. Является ли такое полное подчинение синонимом доверия?

– Я не пуританка.

– Еще какая пуританка. И это одно из качеств, которые мне нравятся в вас больше всего. Под внешней искушенностью бьется сердечко пуританки. Не сердитесь. Это освежает.

– А я думала, оскорбляет.

– Вовсе нет. Позвольте предупредить вас, юная Джулия, когда женщина попадает в сексуальную зависимость от мужчины, она способна на то, от чего при свете дня сгорает со стыда. Даже если страстно желает повторить свой опыт. – Ева царственно откинулась на спинку кресла, обнимая бокал обеими руками. – Ну, вы сами узнаете. Если повезет.

"Если повезет, моя жизнь просто вернется в прежнее русло», – подумала Джулия.

– Итак, Энтони Кинкейд. Он любил, назовем это маскарадом. В ту ночь на нем была набедренная повязка из черной кожи. Он уже начинал толстеть, что несколько портило впечатление. Горели черные свечи, курились благовония. Он натирал мое тело маслами, пока оно не заблестело и запульсировало. Он делал со мной изумительные вещи, останавливаясь лишь на мгновения, чтобы дать мне передышку. А когда я уже сходила с ума, лишь бы быть с ним – господи, да с кем угодно, – он поднялся и открыл дверь. Он впустил юношу…

Ева отпила шампанского, и, когда снова заговорила, в ее голосе не звучало никаких эмоций.

– Ему не могло быть больше шестнадцати-семнадцати. Я начала ругаться, угрожать, даже умоляла, пока Тони раздевал его, пока касался его своими дьявольски опытными руками. Я обнаружила, что даже после четырех лет жизни с таким человеком, как Тони, все еще во многом невинна. Я не могла смотреть на то, что они делали друг с другом, и закрыла глаза. Потом Тони подвел мальчика ко мне и приказал ему делать со мной все, что угодно… Я поняла, что мальчик гораздо искушеннее меня. А Тони смотрел… и пока мальчик еще был во мне, Тони пристроился за ним на коленях, и… – Ева поднесла к губам сигарету. Ее пальцы дрожали, но голос оставался ровным. – …И мы трахались втроем. Это продолжалось несколько часов… с бесконечной сменой позиций. Я перестала ругаться, молить, плакать и стала вынашивать мщение. В конце концов Тони отпустил юношу и освободил меня. Я подождала, пока Тони уснет, спустилась в кухню и нашла самый большой нож. Когда он проснулся, в одной руке я держала его член, в другой – нож. Я сказала, что, если он когда-нибудь дотронется до меня, я его кастрирую, и предложила тихий и быстрый развод с условием, что мне остается дом со всем содержимым, «Роллс-Ройс», «Ягуар» и домик в горах. Если бы он не согласился, я разделала бы его, как свиную тушу.