Последняя ночь у Извилистой реки - Джон Уинслоу Ирвинг
Шрифт:
Интервал:
— Пойду-ка я домой, — сказал Доминик.
Эрекция Кетчума слабела, возвещая конец вечерним развлечениям. Однако Пам так не думала. Глядя на повара, она стала расстегивать фланелевую рубашку.
Это был открытый призыв. Кровать стояла почти впритык к стене, но Норма Шесть загородила собой узкий проход. Чтобы обойти ее, повару пришлось бы топать прямо по кровати и переступать через Кетчума.
— Начнем, Стряпун, — подзадорила его Пам. — Покажи мне, что у тебя спрятано.
Она швырнула рубашку на кровать, прикрыв лицо Кетчума, но отнюдь не его опавший член.
— Она была… немного заторможенная, — пробормотал из-под рубашки Кетчум. — Сама она не из Эррола. Из Диксвилл-Нотч.
Должно быть, это относилось к женщине из «Умбагога», в чьей постели он проводил время в ночь убийства Пинетта Счастливчика. (Исчезновение обоих штамповочных молотов, возможно, просто совпадение.)
Норма Шесть порывисто схватила повара за плечи и буквально втиснула его лицо между своими грудями. Никакой двусмысленности. Повар вспомнил о методе Геймлиха. Он нырнул под ее руки и оказался сзади. Потом его руки сомкнулись на диафрагме Пам, под ее красивыми грудями. Нос Доминика упирался ей между лопаток.
— Норма Шесть, я не могу этого сделать. Кетчум — мой друг, — сказал повар.
Пам без труда вывернулась из его захвата. Ее длинный крепкий локоть ударил повара в лицо и рассек верхнюю губу. Потом голова Доминика оказалась под мышкой у Пам. Щека его упиралась в ее правую грудь.
— Если ты позволишь ему найти Эйнджела, ты ему не друг. Слышишь, Стряпун? Из-за этого проклятого мальчишки он места себе не находит. Если ты дашь ему увидеть тело — или что там осталось, — никакой ты Кетчуму не друг!
Они катались по кровати рядом с неподвижно лежащим Кетчумом. Повар задыхался. Он сумел дотянуться до плеча Нормы Шесть и ударил ее в ухо. Она тут же припечатала его тяжестью своего тела к кровати, зажав не только голову с шеей, но и правую руку. Тогда повар неуклюже ударил ее левой: сначала в скулу, потом в нос, висок и снова в ухо.
— Эх, ты и драться-то не умеешь, Стряпун! — презрительно бросила ему женщина.
Пам слезла с него. Повар знал, что еще не раз вспомнит, как лежал здесь, рядом со своим храпящим другом. Он глотал воздух. А от аквариума все так же струился призрачный зеленый свет, и рыбы, если они жили в мутноватой воде, сейчас, должно быть, потешались над ним. Пам подхватила один из лифчиков и стала надевать, повернувшись к повару спиной.
— Если уж вам так приспичило искать, возьми с собой Дэнни и отправляйся туда пораньше. Ищите Эйнджела вдвоем, пока не приехал Кетчум. Но не показывай ему тело! — выкрикнула она.
Спящий Кетчум стащил рубашку с лица. Глаза его оставались закрытыми. Пам застегнула лифчик и теперь сердито влезала в безрукавку. Доминик подумал, что и это он тоже запомнит: ее джинсы без ремня, приспущенные на костлявых бедрах, и раскрытую ширинку, откуда проглядывали светлые лобковые волосы. Она одевалась торопливо, а может, это просто была ее манера одеваться.
— Выметайся, Стряпун, — бросила она повару.
Доминик еще раз взглянул на Кетчума. Теперь тот прикрыл лицо гипсовой повязкой.
— Кетчум показывал тебе лицо твоей жены, когда он ее нашел? — спросила Пам.
Доминику очень хотелось забыть, как он слезал с кровати и пробирался по узкому проходу. Норма Шесть вторично загородила ему путь.
— Отвечай! — потребовала она.
— Нет. Кетчум не подпустил меня к ней.
— Потому что Кетчум вел себя как твой друг, — сердито сказала Пам, пропуская его к двери. — И не забудь: там не хватает одной ступеньки.
— Сказала бы Кетчуму, пусть починит ступеньку.
— Он ее и спилил. Так слышнее, когда кто-то поднимается или спускается.
Что ж, Кетчум — человек осмотрительный, принял меры предосторожности. Думая об этом, повар достиг входной двери и открыл ее. Он с трудом миновал предательскую дыру в лестнице и похромал вниз. Здесь его опять подстерегала угнетающая музыка: на сей раз Тереза Брюэр с ее «Till I Waltz Again with You»[22]. Повар закрыл дверь подъезда, но ветер распахнул ее снова.
— Дерьмо! — донесся до него голос Пам.
Должно быть, эта чертова песенка подействовала на Кетчума, и, прежде чем Пам захлопнула дверь своего жилища, повар услышал, как его друг пробормотал во сне:
— Ну что, Счастливчик, не очень-то ты счастлив теперь!
Бедняга Пинетт. Он уже давно не слышит ничьих вопросов. И что вдруг Кетчум вспомнил про него в своем пьяном сне?
Повар старательно обходил убогие бары с такими же убогими неоновыми вывесками, напоминавшими рот, где недоставало зубов.
Д Я ВЗР ЛЫХ!
ТР ТЬЕ ПИВО ДА ОМ!
Однако вывески хоть как-то освещали дорогу. Отойдя подальше, повар вдруг спохватился: он забыл взять свой фонарик. Вернуться назад? Снова подниматься по опасной лестнице? К тому же повар чувствовал, что Норме Шесть очень не понравится его возвращение.
Во рту ощущался привкус крови. Доминик поднес пальцы к разбитой губе. Она все еще кровоточила. Пальцы стали липкими. Кто-то шумно захлопнул дверь танцзала, и Тереза Брюэр внезапно смолкла, словно Норма Шесть сдавила нежную шею певицы. Когда дверь распахнулась опять, Тони Беннет мурлыкал «Rags to Riches»[23]. Доминик был твердо убежден: такая музыкальная безнадега только подталкивает жителей Извилистого к пьянству и дракам.
Возле бара, где Пам на ходу прекратила драку, было пусто. Ушли двойняшки Бибы. Чарли Клафу и Эрлу Динсмору тоже удалось встать на ноги и убраться восвояси. И сиденье «ломбарда» пустовало. Либо братья Бодетт оклемались и ушли сами, либо кто-то им помог.
В темноте хромую походку Доминика Бачагалупо было легко спутать с чьими-нибудь пьяными шагами. Около бара, где любили собираться франкоканадцы, маячила знакомая фигура. Прежде чем повар сумел убедиться, что это действительно констебль Карл, его ослепил яркий свет фонарика.
— Стой! Для тупых канадцев повторяю на их поганом французском: arrâte.
— Добрый вечер, констебль, — сказал Доминик, щурясь от яркого света.
Луч фонарика и ветер с опилочной пылью — это было многовато для повара.
— Что-то ты припозднился, Стряпун. Да еще и губу разбил, — сказал полицейский.
— Я навещал друга.
— Хорош друг, если раскровенил тебе губу, — усмехнулся «ковбой», подходя ближе.
— Карл, он тут ни при чем. Я забыл фонарик… вот и навернулся.
— Похоже на удар коленом… или локтем, — вслух рассуждал Карл.
Его фонарик почти касался окровавленной губы повара. Доминику хотелось зажать нос: дыхание констебля было на редкость
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!