Продана в жены - Мария Устинова

неожиданно охрипла.

Взгляд у него был циничный и потрепанный. С тем парнишкой в форме не сравнить.

— К твоим услугам, — он насмешливо приложил палец к шляпе, будто издевательски отдал честь. — Старший следователь. Буду вести это дело. Как тебя зовут?

— Лилия Девин… — пробормотала я. — Я видела этого человека.

Глазами я показала на тело автоматчика. Следователь начал было писать в блокноте, но вдруг остановился.

— Постой… Дочка Девина? Вот так встреча… — рот расплылся в улыбке.

— Вы знакомы?

— Нет, конфетка… Неважно. Не буду тебя беспокоить, переговорю с Русланом.

Он собрался уйти, и я сама не своя выкрикнула:

— Постойте!

— Да? — он поднял бровь в ожидании продолжения, а я смотрела на него огромными глазами и губы задрожали.

Попроси его о помощи. Здесь полиция — нужно, сказать, что меня держат в «Авалоне» против воли.

— Что такое, милая? — снисходительное «милая» и теплый тон растопили лед вместо сердца.

— Помогите, — прошептала я. — Меня похитили. Помогите вернуться домой! Руслан похитил и не выпускает…

По щекам хлынули слезы.

— Эй-эй, не реви… — следователь огляделся, убедился, что за нами не наблюдают, и усадил меня за барную стойку. — На-ка, выпей.

Он схватил чужой коктейль и заставил меня сделать глоток. Это оказался крепкий алкоголь со вкусом освежающего арбуза. Я зажмурилась.

— Конфетка, не делай так больше, поняла? — пробормотал он. — Тебе повезло, что ты здесь. Запомнила? Не ценишь своего счастья. Ты если видишь кого при погонах в клубе, не спеши кидаться на шею. От счастья твоего тебя никто спасать не будет. Ты девочка большая, должна понимать. Договорились?

— Эй, Леонард… — позвали его. — Подойди.

— Надеюсь, мы поняли друг друга, — подмигнул, похлопал меня по спине и исчез в толпе.

Во рту стоял вкус арбуза, льда и разочарования. Я давилась слезами и не могла успокоиться. Они решат, у меня срыв после нападения и гибели Равиля.

— О, господи… — разрыдалась я, уронив голову на сложенные руки.

Мне никто не мешал. Только коктейль поменяли, когда лед подтаял.

На полицию нет смысла рассчитывать. Даже опасаться стоит. А Леонард, этот шакал, разве что в лицо не смеялся. Еще и выслеживать меня будет для клиентов. Шакал. Подлый, продажный шакал, испачкавший свои погоны.

Мысль, что мне придется возвращаться в душную комнату, вызвала тошноту.

— Лили! — на плечо легла тонкая рука Стеллы. — Боже… Не знаю, что будет дальше… Диане только что сказали…

Жене Равиля. Я закрыла глаза, и Стелла толкнула меня в бок.

— Переоденься, надень что-нибудь, что угодно, ты в крови.

Я послушно вернулась в гримерку танцовщиц — сейчас пустую, огляделась. Девушки снаружи — их опрашивали. Одежда висела на спинках стульев. Там сейчас такая сумятица… Все номера отменили. Рука сжалась на спинке стула. И вместо своего платья я взяла в охапку чьи-то джинсы, майку, и куртку… Девочка из города, не рабыня — от одежды пахло улицей. И мне так захотелось туда… Запах свободы свел с ума! Суматоха из-за нападения отвлечет внимание, если не сейчас — то когда? На столике перед зеркалом лежали купюры, прижатые тяжелой пудреницей. Обшарила и карманы: деньги при мне.

Я содрала окровавленное платье, влажной салфеткой вытерла пальцы, и влезла в чужие шмотки. Майка была великовата, зато джинсы впору. Зашнуровала ботинки. У меня тряслись поджилки, зато прошла апатия, из сытой, но невольной девчонки я становилась прежней. Оставалось незаметно уйти и раствориться в темноте за клубом.

Глава 13

Я собрала и заколола волосы в пучок. Чужая заколка была украшена черной розой. Натянула кожаную куртку и замерла перед дверью, выглядывая наружу в щелочку.

Если уходить — то сейчас. Момента лучше не будет.

В гримерке нет камер, зато они есть в залах, на выходах клуба… На камерах я засвечусь неизбежно. Они поймут, что меня никто не уводил, я ушла сама. Сбежала. При мысли об этом пересохли губы. Мой бедный Равиль говорил, за мной пошлют Зверя. Живот сводило от страха, когда я представляла, как он выйдет искать меня на улицах Мегаполиса… Это здесь он милый. Там он милым не будет. Особенно, когда поймет, для чего я на самом деле выпрашивала деньги.

Стеллы перед гримеркой не было. Там должен был стоять Равиль. Нового телохранителя еще не дали. Из-под их присмотра было бы сложнее выскользнуть.

В зале ничего не изменилось. Бродила полиция, стоял гомон. Администратор давал показания у сцены.

Я бочком выскользнула из гримерки и быстро пошла по периметру зала.

Через главный выход не выйти.

Полиция не выпустит: нас предупреждали не покидать места.

Во внутренний двор, куда меня водил Зверь, наверное, выйти можно. Поразмыслив, я все-таки свернула в служебный коридор, надеясь, что псы в вольере. Дверь была заперта, но замок отпирался изнутри. Я повернула защелку и распахнула ее навстречу дождю и холодному воздуху, и вышла наружу.

Ко мне с завыванием бросились доберманы, но обратного пути не было.

Я захлопнула дверь и напомнила:

— Свои!

Навострив уши, псы оббежали меня по дуге, порыкивая, пока я стояла неподвижно. Сердце чуть из груди не выпрыгнуло: я боялась собак, боялась, что меня уже хватились…

— Свои, нельзя! — шикнула я, надеясь, что собаки вспомнят, что меня приводил Зверь.

Один из доберманов ткнулся в колени мокрым носом, и отошел. Наконец-то! Я отперла калитку и бросилась в лес, в который Зверь когда-то водил меня гулять…

Я бежала, не замечая дождя и холода. Взбесившийся от адреналина пульс стучал в висках, позади лаяли собаки — не знаю, это уже погоня или доберманы лают на заднем дворе. Просто бежала, пока не оказалась среди деревьев, а огни «Авалона» не исчезли в темноте. Я остановилась. Легкие горели. Я пыталась отдышаться, а перед глазами летали мушки, словно я вот-вот хлопнусь в обморок.

Над головой висела луна, делая ночной лес красивым и страшным.

Как только я остановилась, холод вцепился в уши и в худые ноги — джинсы почти не грели. Я сориентировалась и энергично пошла наискосок, рассчитывая выйти не к дороге, которая вела от клуба — там меня обязательно перехватят, а к трассе. Там легче затеряться, и можно поймать попутку.

Шла минут тридцать и когда вышла на асфальт, руки задубели так, что я их не чувствовала, а джинсы промокли. Но я не жалела, что ушла. Меня колотило от холода, страха и возбуждения.

Я подняла воротник куртки, чтобы было теплей, и выставила вверх большой палец во встречном свете фар. Мучительно скрипя колодками, передо мной остановился тягач. Я забралась на подножку и прокричала в кабину, пропахшую табаком,