Сейчас и навечно - Эмма Скотт

Палец задержался на номере Бекетта, но мне больше не хотелось разговаривать по телефону. Я подумала послать Максу сообщение и попросить его встретиться где-нибудь со мной, но он работает в две смены в медицинском центре Сан-Франциско и не вернется домой до рассвета. Люди проходили мимо меня по улице, и у меня возникло безумное желание схватить кого-то за руку и прокричать, что я собираюсь снова танцевать.

Но вокруг были одни незнакомцы. И я пошла домой.

За закрытыми дверями Елены слышались приглушенные разговоры и смех. Было шесть часов, и, вероятно, они собирались ужинать. На втором этаже у Сойера было тихо. Наверное, он разогревал для себя какую-нибудь невкусную еду, одновременно заботясь о том, чтобы Оливия ела только лучшее.

На моем этаже тишина была удушающей.

Я распахнула окно в гостиной, но на улице тоже стояла тишина – сонная в сгущающихся сумерках. Попробовала включить телевизор, но он оказался слишком назойливым и громким. Выключив его, я пялилась в пустой черный экран, раздумывая, как провести остаток вечера. Время тянулось неимоверно медленно.

В холодильнике меня ждала очередная порция запеканки с тунцом: единственное, что я умела готовить.

Желудок заурчал, одобряя выбор, но ужасная клаустрофобия подкрадывалась ко мне, высасывая воздух из комнаты. Мне нужен был кто-то. Человек. Лицо, голос и добрая улыбка, когда я буду рассказывать последние новости.

Я сняла сарафан и пошла в душ под теплую воду.

Пока вода стекала по мне, я снова прокручивала в голове разговор с Карлой. Я не ждала, что сестра впадет в радостную истерику. В глазах тех, кто знал о моем прошлом, мои достижения всегда будут омрачаться ожиданием того, что я снова все испорчу.

«Одиночество наркомана в завязке», – как сказал бы Макс.

Я выключила душ, сердце в груди стучало словно метроном, отсчитывающий каждую секунду. Восхищение танцем сменилось страхом. Он шептал, что я недостаточно хороша, чтобы танцевать, что гораздо проще потерять себя на несколько часов в искусственном счастье. Разве не лучше почувствовать себя притворно хорошо, чем чувствовать в себе эту неуверенность?

– Нет, – мой голос больше походил на хрип.

Завернувшись в полотенце, я выбежала в гостиную и взяла свой телефон. Открыла плейлист и нажала кнопку «перемешать». Песня Tightrope от LP раздалась словно подарок с небес.

Я стояла посреди своей маленькой студии, вслушиваясь в мучительно прекрасный голос, который каждым протяжным слогом говорил, что точно знает, что такое тоска.

Просто взгляни в бесконечность.

Руки сжались в кулаки, а слезы застилали глаза.

Никогда не смотри назад.

– Никогда не смотри назад, – повторила я. – Продолжай идти вперед.

Я сделала глубокий вдох. Разжала руки.

И когда песня закончилась, оделась и пошла на кухню, чтобы приготовить запеканку с тунцом.

Я отложил ручку и размял онемевшие пальцы. Тетрадь почти закончилась, каждая страница была покрыта моими трактовками Семейного кодекса Калифорнии. Я чувствовал себя абсолютно уверенно перед выпускным экзаменом на следующей неделе, а вот последнее задание судьи Миллера загнало меня в тупик.

Мусорная корзина рядом со столом была доверху заполнена скомканными снежками из бумаги. Черновые наброски, которые я начинал и забрасывал десятки раз, когда боль угрожала вырваться наружу и выплеснуться на страницы. Судья хотел жизни, а я видел лишь смерть.

Красно-синие мигающие огни окрасили мою память, и я отмахнулся от них. Потянулся и потер ноющую шею. На часах показывало половину двенадцатого, когда надо мной скрипнула половица.

Дарлин.

Мне было интересно, чем она занята так поздно. Чуть раньше я слышал слабые звуки музыки, звучащие наверху. Танцевала ли она? Был ли на ней тот обтягивающий черный танцевальный боди с перехлестывающимися бретельками, который заманчиво подчеркивал подтянутые мышцы на спине и совершенную грудь? Улыбалась ли она той улыбкой, от которой тебе начинает казаться, что гребаный мир не так уж плох?

«Не сходи с ума. Заканчивай это дело».

Я начал собирать вещи в портфель, когда услышал тихий стук – за дверью оказалась Дарлин.

Вместо черного боди на ней был персиковый сарафан и никакой обуви. Платье облегало ее грудь и свободно струилось по узкой талии. Волосы спадали на плечи, влажные после недавно принятого душа. Рукавицы защищали нежную кожу рук, в которых она держала горячую форму для запекания. Из-под фольги доносился восхитительный аромат запеканки: она пахла так вкусно и аппетитно, чего я никогда не ощущал от своих замороженных обедов.

– Знаю, что уже поздно, но я надеялась, что ты еще не спишь, – произнесла она. – Я снова приготовила запеканку. По большей части потому, что больше ничего готовить и не умею.

На секунду мне показалось, что в уголках ее глаз блестят слезы, но она сморгнула их и ослепительно улыбнулась.

– Это для тебя. Я просто оставлю ее и уйду, хорошо?

– Эм, конечно, – сказал я, открывая перед ней дверь. – Спасибо.

– Не хочу, чтобы еда пропала зря. – Она пронеслась мимо меня и поставила запеканку на стол. – Вернешь как только сможешь.

– Ты в порядке? – спросил я.

– Конечно. Все отлично. Не хочу отвлекать тебя. Я лучше пойду… – Она направилась к двери, опустив голову, а потом прошептала: – Ливви спит? Ну конечно, уже поздно…

– Дарлин, что случилось?

– Ерунда. Это глупо. – Уже у двери она сняла варежки, спрятав их под мышкой – Просто у меня есть хорошие новости, и я хочу с кем-нибудь поделиться ими. В одиннадцать тридцать, – сообщила она с усмешкой. – Извини, не бери в голову. Не хочу напрягать тебя.

Она собралась выходить, как вдруг я понял, что не смогу заснуть, если вот так отпущу ее.

– Не уходи, – попросил я. – Мне бы сейчас очень пригодились хорошие новости.

– О, у тебя был плохой день? – мягко спросила Дарлин. На ее красивом лице отразилось волнение. – Ты можешь поговорить со мной об этом, если хочешь.

Поговорить с ней. Такая простая вещь, но я никогда не делал ничего подобного. Не приводил к себе домой женщин, не рассказывал никому о прошедшем дне. За исключением Оливии, я включал автопилот, с трудом пробираясь до финиша сквозь часы. Но Дарлин продолжала проскальзывать в мою жизнь, и я не мог остановить ее.

«Или не хотел».

Я прочистил горло:

– Ты собиралась поделиться своими хорошими новостями.

Она поставила одну босую ногу на другую и неуверенно улыбнулась. Ее нежное лицо без малейшего намека на макияж было невероятно красивым. Я скрестил руки на груди, словно выдвигал хлипкий щит против ее чар.