Эпидемия. Настоящая и страшная история распространения вируса Эбола - Ричард Престон

Весна 1988 года

Штаб-квартира экспедиции в пещеру Китум разместилась в «Маунт-Элгон-Лодж», пришедшей в упадок гостинице, построенной в 1920-х годах, когда Восточной Африкой правили англичане. Дом предназначался для любителей спорта и ловцов форели. Он стоял на возвышенности, откуда открывался вид на красную грунтовую дорогу, поднимавшуюся в гору к пещере Китум. Когда-то он был окружен английскими садами, теперь частично затянутыми глиной и африканскими травами. Деревянные полы внутри дома ежедневно натирались воском до идеального блеска. В доме были башенки с круглыми комнатами и средневековыми дверями, вырезанными вручную из африканского оливкового дерева, а в гостиной был огромный камин с резной каминной полкой. Персонал почти не говорил по-английски, но был полон решимости предоставить английское гостеприимство редкому гостю, случайно появившемуся на пороге. «Маунт-Элгон-Лодж» был памятником незавершенного краха Британской империи, который автоматически, как неконтролируемый нервный тик, продолжался в провинциальных глубинках Африки еще долго после того, как он умер в самом ее центре. По вечерам, когда приходили ночные заморозки, слуги разводили в каминах огонь на дровах из элгонской оливы, а еда в столовой была ужасной, в лучших английских традициях. Однако там был великолепный бар. Это было причудливое убежище в круглой комнате, уставленной блестящими рядами бутылок пива Tusker, французскими аперитивами и непонятными африканскими бренди. Мужчины могли сидеть в баре и пить Tusker или, облокотившись на большую каминную полку у камина, рассказывать истории после тяжелого дня в пещере в скафандре. Табличка на стене у стойки консьержа упоминала о деликатном вопросе денег. В ней говорилось, что, поскольку поставщики «Маунт-Элгон-Лоджа» прекратили всякое кредитование гостиницы, то гостиница, к сожалению, не может предоставить никакого кредита своим гостям.

Животных на гору поднимали поэтапно, давая им возможность привыкнуть к климату. Добравшись до долины, ведущей к пещере, члены экспедиции расчистили подлесок и натянули голубой брезент. Сама пещера считалась горячей зоной 4-го уровня. Ближайший к пещере тент покрывал серую область, место, где сходились миры. Под серым брезентом полагалось принять химический душ и скафандры после посещения пещеры. Вторым брезентовым тентом закрыли промежуточную зону уровня 3, где люди надевали и снимали скафандры. И еще один тент закрывал участок вскрытия 4-го уровня. Под этим брезентом они, одетые в скафандры, препарировали всех пойманных мелких животных в поисках признаков марбургского вируса.

– Мы зашли туда, где никто еще не был, – сказал мне Джонсон. – Мы принесли в джунгли философию биобезопасности 4-го уровня.

Внутри пещеры они носили оранжевые скафандры Racal. Скафандр Racal – это переносной скафандр с положительным давлением и питанием от аккумулятора. Он предназначен для использования на полевых работах с экстремальными биологическими опасностями, находящимися предположительно в воздухе. Racal также известен как оранжевый костюм из-за ярко-оранжевого цвета. Он легче, чем Chemturion, и, в отличие от Chemturion, полностью переносной, с автономным дыхательным аппаратом. Основной корпус скафандра (кроме шлема и воздуходувки) одноразовый, так что после одного или двух использований его можно сжечь.

Надев скафандры, они проложили тропу, ведущую в пещеру Китум, отмечая ее лавинными столбами, чтобы люди не сбились с пути. Вдоль тропы они расставили клетки с обезьянами и морскими свинками. Клетки окружили проволокой под напряжением, подаваемым от батареи, чтобы отбить у леопардов охоту есть обезьян. Несколько обезьян поместили прямо под колониями летучих мышей на потолке пещеры, надеясь, что на обезьяну упадет что-нибудь такое, что заставит животное заболеть марбургским вирусом.

Они собрали в пещере где-то от 30 до 70 тыс кусачих насекомых – их в пещере было множество.

– Мы клали липкую бумагу на трещины в пещере, чтобы ловить ползучих насекомых, – сказал мне Джонсон. – Мы развесили в пещере световые ловушки для ловли летающих насекомых. Световые ловушки работали на батарейках. Вы знаете, как собирать клещей? Они вылезают из земли, чуя запах углекислого газа в нашем дыхании. Идут на этот запах, подходят и кусают тебя за задницу. Поэтому мы привезли эти огромные резервуары с углекислым газом и привлекали им клещей. Мы поймали всех грызунов, заходивших в пещеру. Мы пользовались ловушками Havahart. В глубине пещеры, у лужи с водой, мы нашли песчаных мух. Эти мухи кусаются. Повсюду мы видели следы леопарда и следы капских буйволов. Мы не получили образцов крови крупных животных, ничего от леопардов или буйволов. Ничего не добыли от антилоп.

– Может ли Марбург жить в больших африканских кошках? – спросил я. – Может, это вирус леопарда?

– Возможно. У нас просто не было разрешения ловить леопардов. Мы собирали кошек-генет, но вируса у них не было.

– Может ли он жить в слонах?

– Ты когда-нибудь пробовал взять кровь у дикого слона? Вот и мы не стали.

Кенийские натуралисты поймали ловушками и сетями сотни птиц, грызунов, сурков и летучих мышей. В жаркой зоне вскрытия, под брезентом, они приносили животных в жертву и препарировали их, надев скафандры, брали образцы крови и тканей, замораживая их в банках с жидким азотом. Некоторые местные жители – это были элгонские масаи – жили в пещерах на горе Элгон и держали там свой скот. Кенийские врачи брали у них кровь и записывали их истории, и брали кровь у их скота. Ни у местных жителей, ни у крупного рогатого скота не было положительной реакции на антитела к марбургскому вирусу, – если бы они были положительными, это означало бы, что они подвергались воздействию Марбурга. Несмотря на то что ни у кого не было признаков заражения, элгонские масаи рассказывали о том, как член семьи, ребенок или молодая женщина умерли, истекая кровью, на чьих-то руках. Они видели, как члены их семей падали и истекали кровью, но были ли их болезни вызваны Марбургом или каким-то другим вирусом – кто знает? Возможно, местные масаи были по-своему знакомы с марбургским вирусом. Если так, то они не дали ему имени.

Ни одна из обезьян-часовых не заболела. Они оставались здоровыми и скучали, несколько недель сидя в клетках в пещере. Эксперимент требовал принесения их в жертву в конце срока, чтобы исследователи могли взять образцы тканей и изучить тела в поисках любых признаков инфекции. В этот момент Джина Джонсона начала мучить тяжелая часть исследований на приматах. Он не мог заставить себя усыпить обезьян. Ему не нравилась идея их усыпления, и он не мог войти в пещеру и закончить работу. Он подождал снаружи в лесу, пока другой член команды наденет скафандр, войдет внутрь и сделает обезьянам уколы с большой дозой седативного, от которого те уснут навсегда.

– Я не люблю убивать животных, – сказал он мне. – Для меня это было главной проблемой. Если 30 дней кормить обезьян бананами и давать им воду, они становятся твоими друзьями. Это было ужасно. Это был отстой.

Он надел свой оранжевый скафандр и вскрыл обезьян в палатке для вскрытия, ощущая разочарование и печаль, особенно когда все обезьяны оказались здоровыми.