Детство комика. Хочу домой - Юнас Гардель

А потом уходит.

63

Несколько недель спустя Томас, придя в школу утром в пятницу, замечает, что что-то не так. Одноклассники возбуждены. Они шепчутся друг с другом, шепчутся о нем. Он ничего не понимает. У него что, пахнет изо рта? Или козявка торчит из носа?

Томас старается не быть противным. Он каждый день принимает душ и моет голову, жует «Лэкероль», чтобы у него не пахло изо рта. На каждой перемене он идет в туалет и причесывается.

Томас знает: всех раздражает, что он постоянно прокашливается, но он ничего не может с этим поделать. У него будто какая-то пленка в горле, которая должна лопнуть, и ему надо прокашляться.

В глубине души он уверен, что он все равно противный.

Как бы он ни старался скрыть это.

На перемене Леннарт разворачивает его к себе лицом и злобно щурится:

— Что это ты и твоя чертова мамаша себе вообразили? Кто это, по-твоему, захочет прийти к тебе домой? А?

Теперь Томасу понятно. Его мама разослала приглашения на праздник. Но что в этом такого? Можно же просто не приходить. Можно же просто рассмеяться ему в лицо, и пусть он потом идет себе на свою лужайку за футбольным полем, где он никому не мешает. Зачем злиться?

Девчонки держат военный совет, собравшись вокруг Пии и Эвы-Лены.

— Пойти на праздник к нему и его мерзкой матери-немке! — с отвращением произносит Пия.

— Мама сказала, что если я не пойду, то не получу карманных денег, — добавляет Силла.

— Представь, она написала родителям, чтобы пригласить нас! — говорит Эва-Лена и громко передразнивает маму Томаса, чтобы он слышал: — «Дарагие господин и фрау Магнуссон, крошка Эфа-Лена сердешно приглашена на праздник Хайль Гитлер!»

Томас холодеет. Теперь он осознает масштабы катастрофы. Мама написала не им, а их родителям. Теперь они не могут отказаться. Все должны прийти.

— Смотри, вот он! — шепчет кто-то.

Когда он проходит мимо, девочки притворяются, будто не замечают его. Томас чувствует, что сейчас разревется. Почему он никогда не может удержаться от слез? Он хочет быть далеко отсюда, за тысячу километров, в другом времени, в другом мире, где-нибудь, где все не так ужасно.

К нему подбегает Йенни и идет вровень с ним.

— Я думаю, будет здорово, — утешает она.

— Здорово? — кричит им вслед Пия. — Да ты совсем свихнулась!

— Конечно, к нам-то тебя ни за что не пригласят! — кричит Эва-Лена.

Йенни оборачивается:

— Что? Вы о чем?

— Ни о чем, — врет Эва-Лена, ехидно улыбаясь.

— Но можешь спросить Юху, — кричит Пия и уводит за собой остальных девчонок, — спроси его, что сегодня вечером!

Их смех как вопли чаек, а громче всех вопит Эва-Лена.

64

После школы Йенни и Юха, как всегда, вместе идут домой.

Обычно они без умолку болтают. Или, точнее, Юха болтает, а Йенни слушает и смеется.

Но в эту пятницу они молчат. Йенни смотрит в землю, Юха пинает перед собой камень.

Йенни совершенно очевидно предательство Юхи. И все же она каждую секунду ждет, что Юха со смехом раскроет ей секрет: на самом деле она, конечно же, приглашена!

Но он не говорит ничего такого. Они молча идут рядом.

Юха знает, что Йенни знает. Он видит, что ей больно, но ничего не может поделать.

Йенни на вечеринке лишняя. Она же должна это понимать.

Иногда требуется мужество. Такова жизнь.

Когда им пора расходиться в разные стороны у дома Юхи, Йенни как можно беспечнее спрашивает:

— Гулять пойдем?

Потому как надо что-то сказать.

Юха смущенно прокашливается.

— Не могу. Жалко, конечно, но вечером ко мне придет Стефан.

— А, — говорит Йенни, сжимаясь в комок внутри.

Юха смотрит в сторону. Йенни нервно покачивает портфель, но заставляет себя смотреть ему в глаза.

— Я что хотела спросить… — продолжает она, стараясь справиться с дрожью в голосе, — у вас вечером что-то намечается?

И Юха отвечает, глядя прямо ей в глаза:

— Нет, что у нас может намечаться?

— Просто интересно… Пия и Эва-Лена будут в юбках макси. Они на физкультуре говорили.

— Ты о чем?

— О вашей со Стефаном вечеринке.

Йенни прикусывает язык. Вот она и не выдержала. Не стоило этого говорить. Теперь он рассердится.

— Так они врут, — возмущается Юха, — потому что не будет у меня никакой чертовой вечеринки.

— Прости, — бормочет Йенни, закрывая глаза.

— Ты же знаешь, что, если бы у меня была вечеринка, я бы пригласил тебя! — продолжает Юха.

Йенни пожимает плечами. Она не знает. Это-то и больно. Она думала, что знает. Что она может положиться на него, когда надо.

— Не сердись, — шепчет она.

— Ты поняла? — шипит Юха.

— Поняла. У тебя не будет вечеринки, и ты никогда не устроил бы вечеринку, не пригласив меня.

— Вот-вот, — говорит Юха, — а теперь мне пора.

— Ну тогда увидимся в понедельник? — горестно заключает Йенни.

— Конечно. Увидимся в понедельник.

Йенни молча плетется к своему дому. Юха смотрит ей вслед. И не выдерживает.

— Погоди! — кричит он.

Йенни оборачивается.

— Стой там, — кричит Юха, — я сейчас вернусь.

И пока Йенни стоит, он вбегает в дом, спешит в свою комнату, отыскивает в ящике стола папку и бросается вниз по лестнице.

Из кухни выходит Ритва и пытается его остановить.

— Слава богу, это ты. Они в семь придут? Не представляю, как я все успею! Ты куда так несешься? Ты что, не будешь украшать дом к празднику, а?

— Я спешу! — на ходу отмахивается Юха и торопится к ждущей его Йенни.

Все наладить. Как это делают?

Запыхавшись, ты всовываешь папку в руки другу, которого ты предал, и говоришь:

— Вот.

— Что это? — спрашивает друг.

— Моя коллекция кинорекламок.

У всех знакомых Йенни и Юхи есть коллекции. Иногда даже несколько. В первую очередь — коллекции марок. Они есть у всех. Как правило, на разные темы. Йенни собирает марки с цветами, Леннарт — спортивные, у Эрика марки с диснеевскими героями.

Юхина тема — бабочки.

Юха ничего не знает о бабочках. Они его ни капельки не интересуют, ему, честно говоря, наплевать на бабочек с высокой колокольни, но он их собирает — в виде марок.