В погоне за метеором - Жюль Верн

Это вторичное «наведение порядка» привело к тому, что на свет появилось подобие черноватого ящика, который Зефирен Ксирдаль без труда приподнял с пола, перенес на середину комнаты и поставил лицом к окну.

Во внешнем виде этого ящика, окрашенного в темный цвет, не было ничего примечательного. Внутри были расположены катушки, соединенные с цепью лампочек, острия которых связывались попарно тонкой медной проволокой. Над ящиком; в фокусе металлического рефлектора, висела укрепленная на стержне еще одна заостренная с обоих концов лампочка, не соединенная с предыдущими никаким видимым проводником.

Зефирен Ксирдаль повернул металлический рефлектор в направлении, соответствующем расчетам, произведенным за истекшую ночь. Затем, удостоверившись, что все в порядке, он вложил в нижнюю часть ящика какую-то трубочку, изливавшую яркий свет. Производя все эти действия, он громко, по своему обыкновению, разговаривал, словно желая своим ораторским искусством пленить обширную аудиторию.

— Вот это, милостивые государи, — ораторствовал он, — ксирдалиум, вещество в сто тысяч раз более радиоактивное, чем радий. Должен признаться, что применяю я в данном случае это вещество с целью поразить воображение публики. Не то чтобы оно могло принести вред, — ведь Земля сама по себе излучает достаточно энергии и в добавлении ее нет необходимости. Это — крупинка соли в море. Но небольшой театральный эффект все же не повредит при постановке такого значительного опыта.

Продолжая разговаривать, он закрыл ящик, который соединил двумя проводами с элементами батареи, стоявшей на полке.

— Нейтрально-винтообразные токи, милостивые государи, — продолжал Зефирен Ксирдаль, — поскольку они нейтральны, естественно обладают свойством отталкивать все тела без исключения, заряжены ли эти тела положительным или отрицательным потенциалом. С другой стороны, будучи винтообразными, эти токи начинают винтообразное движение, что понятно даже ребенку… А все-таки — как удачно, что я их открыл… Все в жизни может пригодиться.

Когда ток был включен, из ящика стало доноситься нежное жужжание и голубой свет сверкнул в лампочке, вращавшейся на стержне. Почти сразу вращательное движение стало ускоряться, и скорость его возрастала с каждой секундой, в конце концов превратившись в настоящий вихрь.

Зефирен Ксирдаль несколько минут следил за этим безумным кружением, затем перевел взгляд в пространство, в направлении, параллельном оси металлического рефлектора.

На первый взгляд действие машины не проявлялось никакими реальными признаками. И все же внимательный наблюдатель заметил бы довольно странное явление: пылинки, висевшие в воздухе, войдя в контакт с металлическим рефлектором, как будто уже не могли преодолеть этого барьера и бешено кружились, словно натолкнувшись на невидимое препятствие. Скопившись вместе, они образовывали в воздухе подобие усеченного конуса, основание которого опиралось на окружность рефлектора. В двух-трех метрах от машины этот конус, образовавшийся из неуловимо малых вращающихся частиц, постепенно принимал форму цилиндра диаметром в несколько сантиметров. Этот состоящий из пылинок цилиндр сохранял свою форму и за окном, на открытом воздухе (несмотря на довольно резкий ветер), и продолжал тянуться все дальше, пока не исчезал вдали.

— Честь имею, милостивые государи, доложить вам, что все идет отлично,

— объявил Зефирен Ксирдаль, опускаясь на свое единственное кресло и закуривая искусно набитую трубку.

Полчаса спустя он остановил машину, которую затем несколько раз снова и снова пускал в ход как в этот день, так и в последующие дни, стараясь при каждом новом опыте поворачивать рефлектор в несколько ином направлении. В течение девятнадцати дней он с неукоснительной точностью повторял одни и те же действия.

На двадцатый день, едва только он успел пустить в ход машину и закурить свою верную трубку, как демон изобретательства снова овладел им. Одно из последствий теории беспрерывного разрушения материи, которую Зефирен вкратце изложил Роберу Лекеру, в этот момент вырисовывалось перед ним с ослепительной яркостью. Мгновенно, как это бывало с ним всегда, он представил себе принцип электрической батареи, способной самозаряжаться путем ряда последовательных реакций. Последняя из этих реакций должна была привести разложившиеся тела в их первоначальное состояние. Такая батарея действовала бы до тех пор, пока используемые вещества не исчезли бы полностью, превратившись в энергию. Практически это было бы вечным движением.

— Вот так штука! Вот так штука! — бормотал Зефирен Ксирдаль, охваченный сильнейшим волнением.

Он погрузился в размышления, как умел погружаться, сосредоточив на одном пункте все жизненные силы своего организма. Такая сконцентрированная мысль, направленная на разрешение одной задачи, была подобна светящейся кисти, в которой слились воедино все солнечные лучи.

— Это неоспоримо! — произнес он наконец, выражая вслух то, к чему пришел ценой величайшего внутреннего напряжения. — Надо немедленно попробовать.

Зефирен Ксирдаль схватил шляпу, кубарем скатился со своего седьмого этажа и бросился к столяру, мастерская которого находилась на противоположной стороне улицы. В кратких и точных словах он объяснил мастеру, что именно ему нужно — нечто вроде колеса на железной оси с подвешенными к ободу двадцатью семью ковшами, размеры которых он точно указал. Эти подвесные ковши предназначались для соответствующего числа стаканчиков. Стаканчики эти при вращении колеса должны были сохранять вертикальное положение.

Дав все необходимые объяснения и распорядившись, чтобы заказ-был выполнен немедленно, Ксирдаль отправился дальше. Пройдя с полкилометра, он завернул к торговцу химическими препаратами, у которого издавна пользовался доверием и уважением. Здесь Ксирдаль отобрал нужные ему двадцать семь стаканчиков. Приказчик тщательно упаковал, их в плотную бумагу и обвязал прочной веревкой, к которой прикрепил еще удобную деревянную ручку.

Когда все было уложено, Ксирдаль с пакетом в руках уже собрался домой, как вдруг в дверях магазина нос к носу столкнулся с одним из своих немногих друзей, очень знающим бактериологом. Ксирдаль, поглощенный своими мыслями, не заметил бактериолога, но бактериолог заметил Ксирдаля.

— Как? Да это Ксирдаль! — воскликнул он, и губы его сложились в приветливую улыбку. — Вот так встреча!

При звуке знакомого голоса Ксирдаль решился открыть свои большие глаза и узреть внешний мир.

— Как? — повторил он, как эхо. — Марсель Леру?

— Он самый!

— Очень рад вас видеть! Как дела?

— Дела у меня — как у человека, собирающегося сесть в поезд. Таким, каким вы меня видите, с походным мешком за плечами, в который положено три носовых платка и еще кое-какие туалетные принадлежности, я сейчас помчусь на берег моря, где буду целую неделю упиваться свежим воздухом.

— Счастливчик! — сказал Зефирен Ксирдаль.

— От вас самого зависит стать таким же счастливчиком. Потеснившись немного, мы уж как-нибудь вдвоем уместимся в поезде.