Ледяное проклятие - Дем Михайлов

— Аагх, аагх, — проскрипел шурд, потеряв дар речи и пуская слюну из уголков дергающегося рта. — Агхх…

— Понимаю, — кивнул я. — Неприятно услышать такое, да? Вернемся к беседе. Кто вас направляет, я уже понял, — пресловутый Тарис, что вот уже два века никак не может заткнуться и сдохнуть. Все вещает и вещает из своего гроба, тварь поганая… Но кто вами правит? А? Ведь должен же быть кто-то достаточно умный, чтобы организовать набеги на человеческие поселения и вылазки к Пограничной Стене. Кто это решает? Шурд?

— Ты подохнешь в корчах! — дернувшись, ощерил гоблин редкие клыки. — Падешь вместе с ос-стальными из вашего пос-селения! Умрешь! Гнева бога Тарис-са С-спящего не избежать… Вы вс-се умрете! Вс-се…

— Хватит! — рявкнул я, и на шее гоблина сомкнулись пальцы ниргала, заставив того захрипеть и замолкнуть. — Я задал тебе вопрос: кто вами правит?

Подождав, пока глаза гоблина не налились кровью от нехватки воздуха, я подал знак, и ниргал ослабил хватку.

— Ну?

— Будь ты проклят! Проклят! — с ненавистью выдохнул шурд. — Я с-скажу тебе имя того, кто с-скоро будет попирать ваш прах! Чтобы ты знал, как имя твоей с-смерти! Нерожденный! Нами повелевает воля Нерожденного! — Гоблин неистово забился, заелозил ногами по снегу, но тщетно.

Визжа от переполняющей его злобы, шурд под немыслимым углом изогнул тощую шею и впился клыками в боевую рукавицу ниргала, со скрежетом грызя металл, из уголков рта потекла вспененная слюна, розовая от крови. Изранил себе десны о неподатливую броню. Продолжалось это безумие недолго — когда с хрустом обломился второй по счету клык, гоблин вскинул голову и пронзительно завыл, роняя темные сгустки крови из разодранного рта. Пару мгновений я всматривался в верещащего шурда, затем поднялся на ноги и, сминая в ладони очередной снежок, направился прочь, бросив через плечо ниргалу:

— Ты знаешь, что делать.

Через мгновение послышался короткий свист меча, и вой резко оборвался — теперь уже навсегда. Младший военный вождь Дисса Беспалый покинул этот мир.

Поджидавший меня у наваленной кучи веток гном задумчиво почесал пятерней бороду и с уважением буркнул:

— Да… Живот резать и на елка мотать — плохо. Твоя способ оченно хорошо! Два слова сказать — шурд завыть, так мучится, что сам умереть захотеть! Оченно хорошо!

— Не «оченно», а очень, — поправил я гнома, что с каждым днем говорил все лучше на нашем языке.

— Да-да, — закивал Тикса, помолчал задумчиво и добавил: — Хотя есть еще оченно хорошо способ — взять камень, сунуть в огонь, пока не стать красный от жара, затем снять с шурд штаны и…

— Так! — прервал я делившегося со мной сокровенным Тиксу. — Давайте, дрова таскайте для костра, а то я и вам «два слова сказать», и вы у меня выть начнете, а затем…

— Тикса понял! — в свою очередь прервал меня гном и, шустро перебирая короткими ножками, заторопился к деревьям, от которых шагал второй ниргал с огромной охапкой сучьев в руках.

— Да! Тогда уж лучше не просто камень пихать, а раскалить и засунуть туда этот ваш зикку! — крикнул я в спину коротышки, и тот остановился как вкопанный.

— Зик-кдахор пихнуть?! — переспросил гном, глядя на меня расширенными глазами. — А потом он там лопнуть и… О-о-о-о! Оченно, оченно хороший способ, друг Корис! Лени! Лени! Ты уже спать? У твой добрый друг Тикса есть тебе горячий подарок!

— Иди за дровами, — рыкнул я, и Тиксу словно ветром сдуло.

Лени никак не отреагировал на выкрик неугомонного гнома — уткнувшись щекой в свернутое одеяло, Рыжий погрузился в болезненный сон. Убедившись, что его грудь равномерно опускается и поднимается, я решил заняться своими ранениями. В первую очередь я снял заплечную сумку с торчащими оттуда ледяными отростками, затем последовала очередь хрустящей, с трудом гнущейся куртки, и я остался голым по пояс. Выбрал поодаль от места недавней схватки белоснежный сугроб и, обеими руками черпая оттуда снег, с силой растер все тело, избавляясь от примерзших к коже алых кристалликов шурдской крови и прочей налипшей грязи. Заодно занялся и чисткой щупалец — по очереди хватаясь за основание каждого отростка, подтягивал их к себе и очищал от крови, пока к ним не возвращался их слегка поблескивающий белесый цвет. От недавних тепловых ожогов не осталось и следа, лишь слегка пощипывало кожу на пальцах, особенно сильно соприкоснувшихся с теплом, когда я месил кулаками поваленного на землю шурда. Вздрогнув от этой мысли, я перевел взгляд на свои твердые, как лед, полупрозрачные руки и повторил — я забил шурда до смерти кулаками. Расколол его череп, как глиняный горшок, расплескав его содержимое. И не испытал при этом никаких эмоций, кроме как удовлетворения от хорошо сделанной работы. Качнув головой, я распрямил пальцы и, поднеся поближе к глазам, принялся внимательно изучать кожу. Вскоре я заметил первые следы — на костяшках кулаков виднелись многочисленные белые линии, словно крохотные трещины, разбегающиеся от места удара во все стороны. На второй руке было то же самое.

Повернув голову, я занялся плечом и с нарастающей тревогой обнаружил, что хоть моя новая кожа и выдержала скользящий удар давно не точеного тесака, но не без последствий. Здесь трещины были куда сильнее и шире, чем на пальцах. Проведя пальцем по коже, я ощутил небольшой скол с острыми краями — похоже, под углом обрушившийся на плечо тесак отбил от меня солидный осколок заледеневшей кожи. Здесь я снова сделал паузу и попытался свыкнуться с еще одной новой для меня мыслью — от меня откололи осколок. Не ранили, не оставили рубленую рану, а именно откололи кусок промороженной плоти. И еще большой вопрос, восстановлю ли я утрату — если обычное человеческое тело способно на чудеса заживления самых чудовищных ран, то в моем случае ничего неизвестно.

А если удар будет настолько сильным и хорошо поставленным, что отколет не маленький кусок, а скажем, оттяпает целую руку по самое плечо? Ведь если правильно ударить по куску льда, он расколется пополам… а внешне я мало чем отличался от куска заиндевевшего льда. Стоит только вспомнить то парящее над землей ледяное создание — шурды называют его Ледяной убийца, — что нанесло мне ранение в поселении Ван Ферсис. То, что от него осталось после схватки, было не чем иным, как грудой колотого льда. Топор здоровяка Рикара легко пробил ледяную плоть той твари, тогда как я попал под слабый удар хилого уродца шурда, не могущего похвастаться физической мощью.

Да и к черту руки и ноги… А тонкие хрупкие пальцы? Нос? Уши? Прочие выдающиеся части моего тела? Что же получается — стоит мне, скажем, с размаху налететь по неосторожности на ствол дерева, и прощай, нос? Скорей всего, нет — мое тело было гибким, хотя и не представляю, как это возможно — гибкий лед, но все же…

Беда…

Пока я машинально сминал снежок и обдумывал возникшую проблему, мой блуждающий взгляд неосознанно зацепился за торчащий из окровавленных одеял шлем погибшего ниргала, да так на нем и остановился. Поднеся плотный снежок ко рту, я с хрустом откусил от него сразу половину и уже с куда большим интересом заглянул в зияющие пустотой смотровые щели покрытого царапинами и зазубринами шлема.