Ангел в эфире - Светлана Владимировна Успенская

иметь никаких отношений, поскольку по возрасту гражданин явно не годился для юношеской дружбы.

Решив, что чистосердечное признание лучше, чем дамоклов меч неизвестности, ребята сообщили о случившемся в посольство. Пытались известить родителей Щугарева об исчезновении их отпрыска, но их телефон упорно не отвечал, отзываясь длинными гудками.

А через пару часов диктор вечерних новостей торжественно сообщил, закончив рассказ о перевороте в Зимбабве, что еще один генерал КГБ, просветленный наступившей в России демократией, попросил политического убежища в Соединенных Штатах Америки. Фамилия генерала была Щугарев.

Услышав это, стажеры потрясенно переглянулись. Вот это была новость!

В следующие дни их поочередно тягали на беседы, во время которых ясноглазые дяденьки с пронизывающим взором и четко обрисованными бицепсами выдаивали из ребят информацию о перебежчике.

— Вы были подругой Щугарева, — говорили они Насте, на что девушка краснела, прятала взгляд и даже тихо попискивала, протестуя против слова «подруга». — Вы должны были замечать его настроения…

Девушка уверяла, что ничего «такого» она не замечала.

— С кем из американцев он встречался?

Но, кроме подозрительного господина средних лет и чернокожей соблазнительницы из местной «тошниловки», Настя никого не смогла вспомнить.

— Как часто Щугарев звонил своему отцу? О чем они говорили?

Настя признавалась, что да, звонил, конечно, но о чем они говорили, она не знает, потому что в это время беседовала по соседнему телефону со своими родителями, и ей было не до чужих разговоров.

А потом эти люди пронюхали о поездке в Вашингтон… Настя порядком струхнула, когда ей предъявили глянцевые фотографии, на которых неизвестный в очках вручал девушке подозрительный сверток.

— Но Витя сказал, что в посылке лишь водка и икра… — бормотала Плотникова, обливаясь горестными слезами. — Я не знала, что там ядерные секреты. Там ведь были ядерные секреты, да?

Допрашивающие молодцы заметно поморщились. Увы, ядерных секретов в посылке не оказалось, зато их успешно заменили мемуары генерала о службе в органах, проливавшие свет на некоторые так называемые загадки истории…

Все это было настолько мучительно — допросы, копание в чужом грязном белье, подозрения, грозные намеки, — что Настя в панике позвонила домой.

— Что делать? — спросила она у многоопытной мамы, которая тоже была наслышана о генерале-перебежчике.

Наталья Ильинична не знала, что ответить дочери. То ли посоветовать той возвращаться домой, наплевав на стажировку, то ли…

Но что «то ли»?

Об этом опасном «то ли» надо было еще подумать. Хотя издыхающий монстр КГБ был уже не так силен, как в приснопамятные времена, однако все же шпионский скандал — не лучшая реклама для добропорядочной девушки.

Во время конспиративного совещания, проходившего в парке, Наталья Ильинична и Андрей Дмитриевич брели по пустынной ноябрьской аллее, как два патриархальных старичка, еще не достигшие Лотовых годов, но уже неуклонно к ним стремящиеся.

— Насте нужно возвращаться! — произнес Андрей Дмитриевич твердым тоном. — Времена нынче не те…

— Не говори гоп, — сердито возразила Наталья Ильинична. — Девочке еще жить да жить…

Андрей Дмитриевич вздохнул.

— Вот только где жить — там или здесь? — пробормотала вполголоса Наталья Ильинична, адресуясь не столько к мужу, сколько к деревьям, обсыпанным пороховидным снегом, к бродячей собаке с вислым хвостом, к мокрой вороне с подозрительным чекистским взглядом, перескоками следовавшей за ними в ожидании если не решения Настиной судьбы, которая ей, этой вороне, была в высшей степени безразлична, то хотя бы внеплановой корки хлеба. — Но там у нас связей нет…

— Тогда пусть возвращается домой, — покорно согласился Андрей Дмитриевич. Хотя он гремел и горел на работе, но перед женой, которая горела и гремела не только на работе, но и дома, он явно пасовал.

— А если тебя тягать начнут? — сомневаясь, возразила супруга.

Так они ни к чему и не пришли, колеблясь между Востоком и Западом, заграницей и лукоморьем, отечественной карьерой дочери и ее иностранным счастьем.

Результатом этого конспиративного совещания стали предпринятые Натальей Ильиничной не очень-то умные шаги, послужившие причиной случившихся через много лет неприятностей. Однако в тот момент подобные действия казались нужными и даже необходимыми.

Дело в том, что Наталью Ильиничну уже вызывали в кубический серый дом, широко известный всему городу… Там доброжелательные товарищи подробно расспрашивали ее о конкурсе, просматривали работы стажеров, интересовались, кто числился в жюри и каковы были критерии отбора конкурсантов. Услышав фамилию Земцева, они неприятно усмехались, намекая, что вызов этот отнюдь не последний, мол, готовьтесь… Уже очень скоро, буквально на днях…

Наталья Ильинична струхнула не на шутку!

Встревоженная неприятными намеками, она бросилась к Барановым под предлогом попить чайку в дружественной простоте, лелея при этом далекоидущие планы.

— Как наш Сереженька поживает, Сергей Николаевич? — осведомилась спокойно, но с нервной ниткой, протянутой в голосе.

Баранов, вальяжно цедивший коньяк из крошечной рюмки, сразу почувствовал себя (наконец-то! в кои веки!) хозяином положения.

— Вашими молитвами, Наташенька, — снисходительно произнес он, вытирая мокрые губы. — На повышение Сережа пошел, в аппарате правительства место скоро ему выходит… Внученьку-то нашу вы видели? Цветочек ясный, шесть месяцев скоро, две груди в один присест высасывает, Олечка жалуется на нее…

Потеплев лицом, Баранов показал тайно нелюбопытной, но наружно любопытствующей гостье фотографии, на которых фигурировали очеловеченные плоды прокурорских усилий и инженерного наследственного трудолюбия, — жирный младенец женского пола, весьма непривлекательного вида, но, безусловно, полезный для целей Натальи Ильиничны. Гостья преувеличенно восхищалась чудесным ребенком, охала, поздравляла Баранова и Бараниху со счастливым дедовством, громко завидовала их счастью, чтобы затем спросить, как бы между прочим:

— А что, Сережа ваш завел ли уже связи в правительстве? Какие?

Она имела в виду Земцева, к которому хотела обратиться для разрешения своих семейных проблем и к которому теперь по его высокому ультрагосударственному положению подобраться было архитрудно. В его секретариате, не желая слышать ни о каких «старых знакомых Плотниковых», тупо твердили о порядке приема жалоб от населения, а ведь Земцев мог бы помочь Насте по старой памяти и движимый старым чувством… Он просто обязан был прекратить эти дурацкие накаты на невинную девушку, совершенно неуместные в нынешние либеральные времена! И в сущности, правильно сделал Щугарев, что сбежал вместе со своими воспоминаниями и секретами, шило ему в печенку…

Однако воспользоваться официальным путем обращения к Земцеву было абсолютно невозможно, потому что беду, которая случилась с дочерью, нельзя было доверить официальным каналам, да и не дойдет до него по этим каналам, богатым всякими заградительными препонами и охранительными препятствиями…

— А что же ваш зять? — осведомился Баранов с благожелательной иронией, со снисходительной подколкой в голосе.

— Какой зять? — подняла кругло выщипанные брови Наталья Ильинична.

— Как же, мы ведь тоже газеты читаем, политикой интересуемся, —