Дикие пчелы - Иван Басаргин

Еще с мальства учился Федька кузнечному делу у деда Астафурова. Это был знаменитый кузнец, мог из железа сковать кружева. Так, для забавы, а в деле для мужиков был кладом: брал хмало, не хапал за свою работу, жил в бедности, лишь бы на кусок хлеба хватило. А воду не покупать. Бывало, ворчал на Федьку: «Ты без душевности к железу подходишь. Так и останешься валуном подорожным. Ковать железо нужна тонкая душа, звонкая. Без доброты к железу ты не человек, не познаешь всех таинств железа».

А вот руды Федька душой чувствовал. Повел геолога Масленникова по Верхнему ключу, где на горе была «галмейная шапка» – руда с высоким содержанием серебра, свинца, цинка и меди. Масленников сделал разведку и установил, что «галмейная шапка» недолговечна, но этой ценной руды хватит на много лет.

Поставили столб, и Масленников, обняв Федора Силова, сказал:

– Буду просить купца Шевелева, чтобы примерно наградил тебя. Ты показал то, что не скоро бы и тысяча геологов нашли в этой долине Кабанов.

Но купец Шевелев уже болел. Всеми делами его заправлял Бринер. Сын же, наследник купца Шевелева, не вмешивался в дела фирмы. Он раскатывал на яхте по морю, пил, блудил, пока не утонул. Так все богатства Шевелева достались Бринеру.

Сделали анализ руды. Бринер, прихватив результаты анализов, уехал в Германию. Дал Силову два пуда муки, кусок мануфактуры, сто рублей серебром. Миллионер Гирш заинтересовался месторождением, сам приехал, чтобы посмотреть на этот рудник. На его капиталы и на капиталы купца Шевелева было создано акционерное общество «Бринэр и Ко».

Федор Силов несколько лет работал на компанию о Масленниковым, разведывал руды. Потом общество организовало вывоз руды на конях по тропе в бухту Рудную. Но тропа была разбитой, коней заедал гнус, и они все пали. Бринер не сдавался, он купил ишаков, на них возил руду, которая давала с тонны по два килограмма чистейшего серебра, а также много свинца и цинка. Но и ишаки пали. В 1904 году начали строить тележный тракт, где Федор работал уже десятником. Бринер не отпускал Федора, все обещал его озолотить. После войны в бунт 1905 года Силов тоже был на стороне бунтарей. Он пришел к хозяину и потребовал выплатить рабочим по-божески.

– А потом вы давно обещали меня озолотить, пора бы уже и честь знать.

– А я тебя сейчас озолочу. Эй, казаки, а ну всыпьте этому бунтарю полста плетей, пусть знает цену золота.

Всыпали. Федор поднялся и сказал:

– Хорошо, господин Бринер, такое озолочение я вам не прощу. Вы еще не раз мне в ноги поклонитесь.

Гордый, ушел, чтобы больше никогда не помогать бринерам и другим проходимцам… Зато повстречался с давним знакомым капитаном Арсеньевым. Тот сказал Федору:

– Твое имя в каждом руднике, в каждой сопочке. Все обошел поди за эти годы?

– Не все, но много. Эх, для ча я все брожу в тайге?! Кому это надо? Нет, брошу все и буду снова пахарем!

– Напрасно. Ты нашел свою тропу и иди по ней, не стой.

– Чтой-то тяжко на душе. К мечтательству повело. Гля, горы-то здесь голубящие, реки синющие, ажно хрусталем звенят, тишь и песнопение. Убрать бы этот гнус, то не жисть бы была здесь, а рай. Пройдет ветерок – а тайга в ответ загудит, залопочет, будто с ветром о чем-то заговорит. Сядешь у речки, сполоснешь лицо холодной водой и задумаешься: о себе подумаешь, о людях хороших, злых проклянешь. От хороших – радость, от злых – боль душевная. Пошто, мол, они такими родились. Покойный деда Астафуров говаривал, что, мол, без мечты и живинки в деле нет человека, нет жизни. Так, тяготила. Без них человек не человек, а сухостой на сопке – ни тени от него, ни шума радостного. Гниет без толку, а там кому еще и на голову свалится, покалечит. Таких людей, мол, надо обходить, лепиться к дубкам по силе и росту. Те, мол, люди – соль земли. А как распознать ту соль-то? Порой с виду человек, а копни глубже, то одни гнилушки.

Арсеньев, что-то записывая в блокнот, заметил:

– А ты поэт ко всему.

– А что, может, и поет. Идешь, бывалочи, по тайге, качаешься под котомкой, как вьючный конь, и думаешь: а как будут жить люди через сто, двести лет, как лучше сделать, чтобы они стали жить чище? Так в думах-то и сроднишься с тропой. Гля, она и оборвалась. Выбежала на большую дорогу и оторопела, будто чего-то испужалась. И жаль ее, и сам не успел домечтать, додумать. Оглянешься назад, поклонишься той тропе и дальше почапал. У всех, Владимир Клавдиевич, обрываются тропы, потому каждый из нас должен сделать все, чтобыть стала чище эта земля. Пришла сюда серебряная чума – все просят меня найти серебро, больше серебра. А его не столь уж много в этой земле. А потом сам посуди, какой же хозяин стал бы торговать с другими странами рудой, ежли куда выгоднее сразу продавать серебро аль свинец. Но Бринер торгует. Пришлый он человек, потому спешит урвать, не жалеет чужого. Он не наших кровей, для него это не его земля.

– Головастый ты мужик. Русский.

– Будешь головастым, ежли со всяким людом встречаешься и от каждого хоть по росинке, да берешь.

Бричка подкатила к дому Силовых, его показали мальчишки. Федор вышел на крыльцо, насупленный и настороженный.

В деревне стоял перезвон молоточков: это мужики отбивали косы, готовились косить травы.

Приезжий поклонился, подал руку и сказал:

– Прибыл к вам, я горный инженер Ванин Борис Игнатьевич. Вы были с Арсеньевым в охотничьей команде, он вас рекомендовал мне как хорошего рудознатца. Вот вам письмо от Владимира Клавдиевича.

Арсеньев писал: «Я направил к Вам капитана Ванина Б.И. Спомоществуйте ему в его добрых делах, в поисках полезных ископаемых, нужных для России. Кланяюсь Вам и Вашему семейству. Капитан Арсеньев».

– Проходите в дом. Что бы вы хотели от меня?

– Быть моим проводником. Если есть вам известные рудные точки, то за плату прошу показать их.

– Есть и рудные точки и даже месторождения, кои я разведал на глазок. Есть такое под боком у Бринера. Могу продать хоть сейчас. Хватит мне бродить зряшно.

– Капитан Арсеньев очень просил вас помогать мне.

– Ему верю, но вас пока не знаю.

Вошел отец Андрей Андреевич, степенно поздоровался, спросил:

– О чем речь?

– Да вот рудник продаю купцу.

– Погоди, погоди, тя уже сто раз надували, счас я не дам надуть. Что просишь за рудник?

– Пять тысяч золотом.

– Это ладно.

– Я принес оттуда образцы руд, берите их, делайте анализы, ежли гожи, то будем вести разговор дальше. Нет, то, знать, не сошлись, – твердо сказал Федор Силов.

– Хорошо, завтра же еду во Владивосток, оттуда в Хабаровск, сделаем анализ и через месяц дадим вам ответ.

Обедали молча. Не понравились друг другу рудознатец и горный инженер.

Но когда Федор дал еще полмешка образцов с других рудных точек, Ванин уже посмотрел на Силова ласковее.