Дело о пропавшей России - Андрей Константинов

— У вас можно курить?

— Да, курите. — Водитель выдернул пепельницу на передней панели.

Минуты три я доставала сигареты и зажигалку, потом ковырялась в полупустой пачке — пальцы не слушались, потом укрощала скользкую зажигалку.

Водитель покосился на меня недоверчиво. Может, наркоманка? Да нет, милый, просто у меня дома крокодилы… Ой, если я сейчас рассмеюсь, то он меня повезет совсем в другое место, и миссию Тимурыча можно считать выполненной.

Через полчаса я вышла на Зодчего Росси.

* * *

— Мой телефон прослушивается и за мной следят! — выдохнула я с порога, буквально влетая в наш отдел. Все подняли головы от клавиатур, оторвались от чашек.

— Это паранойя, — спокойно прокомментировал Соболин и затрещат по клавиатуре.

И тут я разрыдалась. Тут-то они и забегали. Не понимаю я, отчего женские слезы так действуют на мужиков? Нос картошкой, глаза красные, тушь течет, помада размазана, а им словно только этого и надо! Соболин побежал за водой, Восьмеренко стал усаживать на диванчик, мгновенно забросив свой виртуальный футбол. Примчалась Анна Соболина (уже с каким-то пузырьком) и словно из ниоткуда материализовалась бутылка превосходного коньяку. Доплакалась я аж до икоты, попутно пытаясь объяснить коллегам — какие они сволочи (в основном жестами) и что я пережила с утра (междометиями). Правда, они ничего не поняли, чем меня еще больше расстроили. Пришлось отпихнуть рюмку коньяку и расплескать валерианку по полу, впрочем — такие тонкие намеки у нас не понимают.

И вот когда я наконец собрала почти всех, кто был в Агентстве в этот неурочный час, вокруг себя, на пороге появился Глеб Егорович Спозаранник и сказал:

— Между прочим, некоторые здесь работают.

И тут ко мне вернулся дар речи.

— Глеб, — простонала я, — за мной следят…

Глеб, в отличие от всех прочих, отнесся к моему заявлению серьезно (впрочем, он ко всему относится серьезно) и, забрав и валерианку и коньяк, увел меня в свой маленький, но уютный кабинетик. Он усадил меня в кресло, терпеливо подождал, пока я закончу всхлипывать, пока приведу себя в относительный порядок. Вот тогда я и подумала: почему это я раньше не смотрела на Глебушку?

Я, конечно, пока Аркаши не было, позволяла себе некоторые… вольности (в разумных пределах). Вот чуть с этим хамом Соболиным не провела звездную ночь прямо, можно сказать, на рабочем месте. Ну так это Соболин. А Глеб — это совсем другое дело. К нему нужен деликатный подход. И он вовсе не зануда, а очень даже милый. Просто даже стало жаль упущенных возможностей. Или не упущенных? Вариант поразил меня своей новизной. Но Спозаранник отвлек меня от этих, в общем приятных, мыслей, произнеся: «Итак?» И я стала рассказывать ему все с начала.

Глеб слушал внимательно и даже позволил мне закончить длинную тираду про домогательства Тимура Тимурыча.

Потом он откинулся на спинку кресла.

— Ну, что мы имеем. И прослушивание телефона, и «наружка» — чисто демонстративные штуки. Если бы хотели тебя пасти для сбора информации — работали бы чисто. Если слежка ведется по инициативе Тимура Тимуровича, то они профессионалы: а это все — игра в шпионов, волосы «ежиком» и длинный плащ. Другое дело, что у нас нет никаких доказательств, что слежку организовал он. И никаких доказательств, что он — организатор ночного дозора. — И Глеб задумался.

Я смотрела на него преданно — Спозаранник для меня сейчас был последней надеждой и воплощением силы разума. Он сцепил руки, упираясь локтями в стол, и медленно тер переносицу под тонкой оправой.

— А узнать — так ли это — мы можем только двумя способами. Во-первых, осмотреть твой щиток на предмет отпечатков пальцев и опросить соседей на предмет «телефониста». — Кстати, этот твой Юрий мог его видеть?

— Мог, но я не уверена…

— И во-вторых, организовать за тобой собственное наблюдение.

Я только открыла рот, чтобы возразить и удивиться, но Спозаранник поставил нежданную точку:

— И поэтому сегодня вечером ты приглашаешь в гости своих коллег.

— В гости? Глеб, у меня же пустой холодильник!

— Светочка, — Глеб укоризненно посмотрел на меня, — нас будет интересовать в основном щиток, а не холодильник. Если за домом следят, то появление у тебя одного из коллег вызовет подозрения, а если ты пригласишь в гости большую компанию — подозрений будет меньше. А сейчас ты поедешь домой и будешь ждать гостей, а я пока найду нужных людей.

Работа — работой, но дома я кинулась на кухню и стала судорожно выкладывать на стол всю домашнюю провизию. «Позор, позор», — причитала моя мама, откупоривая домашние огурчики и помидорчики. Коллеги редко появлялись у нас дома, и теперь, когда мама наконец могла увидеть, с кем работает ее сокровище, — в доме было шаром покати. С приезда Аркаши я дома почти не ела, осваивая с любимым новые и новые ресторанчики, а мама много работала и для себя почти не готовила.

Когда раздался звонок в дверь, я приводила себя в порядок (к ужасу своему, я поняла, что утром выскочила из дому ненакрашенной). Мама ринулась в прихожую, я быстро мазнула помадой по губам, выскочила из комнаты и увидела, как мама пытается вытеснить обратно в дверь Зураба с тортом и букетом.

— Мама! Это Зураб!

— Ты бы хоть предупредила… — тихо буркнула мама, протискиваясь в тесном коридорчике мимо меня.

В течение получаса прибыли Спозаранник, Зудинцев с бутылкой вина, Кононов, Нонна, Соболины в полном составе, с Антошкой, и Валя Горностаева со Скрипкой. Мы устроились в комнате, потом мужчины пошли на лестницу «покурить», прихватив мою драгоценную монетку, чтобы запечатать щиток, и получив от мамы исчерпывающую информацию о соседях с детективными талантами. Валентина Петровна, бабулька из квартиры внизу, например, всегда знает — кто написал очередную народную мудрость в лифте, а четырнадцатилетняя Юлька по вечерам часами обнимается со своим парнем в подъезде. Обе — потенциальные свидетельницы.

Пока расследователи проводили осмотр и опрос, мы с девочками разговаривали о гадких мужиках и о том, сколько проблем возникает у красивой девушки в жизни.

— Никто ничего не видел и не слышал, Юраша с утра пьян от твоих щедрот, никаких отпечатков пальцев на зажимах, чисто и профессионально, — отчитался Соболин. Он, видимо, чувствовал себя неловко за утреннее и старался быть веселым.

— С завтрашнего утра кто-нибудь из нас все время будет рядом. Мы составим график. Ездить будешь на общественном транспорте («Ничего себе!» — подумала я), не надо осложнять задачу тем, кто за тобой следит, и нам, — назидательно диктовал Спозаранник. — Никаких дел по телефону. Мы тебе будем звонить на пейджер. Нас будешь предупреждать обо всех своих передвижениях и планах.

Тут Соболин не выдержал и хрюкнул.

Мои передвижения и планы никогда не совпадали с теми, о которых я докладывала начальнику. А разве я виновата в том, что мои планы постоянно меняются, батарейка в пейджере садится в самый неподходящий момент, а подаренный Аркашей мобильник все время приходится отключать, чтобы не досаждали болтливые поклонники!