Дурные дороги - Эли Фрей

– Блин, а это совсем не радует. Я больше люблю плохих мальчиков.

Смеясь, он приподнялся и раскрыл объятия.

– Иди ко мне, Ежик. Я слишком долго был без тебя. Нужно наверстать упущенное.

Я прильнула к нему, и он поцеловал меня. Я обвила его руками и ногами и прижала к себе. Он накрыл нас одеялом, и мы полетели на седьмое небо.

* * *

Руслан мало рассказывал о себе, друзьях, увлечениях. Точнее, говорил он охотно, но поверхностно, не давая заглянуть глубже. Друзей у него, казалось, было много: звонки раздавались постоянно.

– Почему ты не познакомишь меня со своими друзьями? ― спросила как-то я.

– Хочу, чтобы ты была моей маленькой тайной, ― отшутился Руслан.

Я понимала, что он что-то от меня скрывает. Не хочет показывать мне другое свое лицо, другую жизнь.

Были у него и прочие странности. Например, Руслан заставлял меня подтягиваться. В дверном проеме между коридором и его комнатой висел турник. С такой «зарядки» начиналось каждое наше утро. Я не любила подтягиваться, мне было скучно, но я исправно делала это восемь раз подряд. Руслан удивлялся, а я не понимала, чему, ведь сам он мог подтянуться больше пятидесяти раз. Под конец я увеличила количество подтягиваний до двенадцати. Мне все еще не нравилось, и я пыталась увиливать. Но Руслан спуску не давал.

– В чем прикол? Зачем?

– Чтобы окрепли мышцы.

– Они и так крепкие.

– Так нужно.

Иногда он казался мне роботом, запрограммированным на какое-то одно действие. Например, на то, что каждый день нужно начинать с подтягивания. А потом ― завтрак. На завтрак обязательно ― каша и яйцо. Я ненавидела завтракать. Ненавидела кашу и яйца.

– Не буду есть, ― отодвигала я тарелку.

– Будешь, ― говорил робот Руслан. ― Так нужно.

И я ела, приходилось. Руслан был строгим наставником.

* * *

Было время обеда. Я варила картошку и жарила курицу, облачившись в футболку Руслана ― она висела на мне, как длинное свободное платье. Я чувствовала себя героиней фильма ― разгуливаю по дому в футболке своего парня! Разве это не круто? Руслан собирал рассыпанные по полу пустые бутылки и упаковки из-под пиццы, чипсов и крабовых палочек. Как всегда, мы ели на полу, сидя на подушках, перед низким журнальным столиком, и смотрели телек. После обеда мы пошли на прогулку.

– Ежик устал и хочет на ручки! ― Я протянула руки к Руслану и улыбнулась.

Как же это здорово ― иметь рядом кого-то, с кем можно побыть ребенком. С любимым человеком время замирает. Ты не взрослеешь, ты навсегда останешься его маленькой девочкой, сколько бы тебе ни было лет.

Руслан усадил меня на спину. Впереди был крутой склон.

– Ежик готов стать пилотом «Формулы один»? ― шутливо спросил Руслан.

– Не готов! Ежик не хочет быть пилотом! ― завизжала я, смотря вниз.

– У тебя есть три секунды приготовиться к забегу. Три… Два… Один!

– Нет! ― закричала я. Руслан быстро побежал вниз.

В эту ночь нас не тянуло ни идти в клуб, ни ехать догонять закат, ничего. Хотелось просто завалиться дома, что мы и сделали. Заказали еду, забрались на кровать с нардами. Ели самую вкусную пиццу в мире и играли.

– Я хочу спать, ― сказала я, выиграв две партии подряд. Глаза уже слипались.

– Ну, уж нет! Мне надо отыграться! ― возмутился Руслан.

Мы сыграли еще раз. Руслан выиграл. Я взяла коробку с нардами и отошла к столу.

– Где она лежала?

– В ящике.

Выдвинув ящик стола, я положила коробку внутрь. Взгляд зацепился за фотографию в рамке. Под ней ― еще другие снимки. Заинтересованная, я взяла рамку и всмотрелась.

Резкое головокружение. Мир расплылся.

БУМ!

Это так ударила в грудь боль.

БУМ! БУМ!

Это так застучало в висках.

Меня будто столкнули с края обрыва, и я полетела в пустоту. В горле набух ком. Пальцы задрожали. От бессильной злобы на глаза навернулись слезы. Но почему, почему все так несправедливо? Почему судьба дала мне любовь и тут же решила отнять ее?

Мой бумажный замок разрушен, разорван в клочья.

Я знала, знала, знала его.

Я знала Руслана до того дня, как его пес на меня напал. И он меня знал. Он клялся, что запомнит мое лицо… Но почему-то забыл.

– Ты чего там делаешь? ― спросил Руслан и хлопнул по кровати. ― Иди спать.

– Я тут нашла снимки, ― сказала я и, взяв несколько фотографий, подошла к кровати. ― Расскажи мне, кто он?..

Я показала на рамку. Под стеклом ― фото двух парней на футбольном стадионе. Они ― счастливые, беззаботные ― стояли рядом, в одинаковых шарфах болельщиков. Один из парней ― Руслан. А второй… Коротко стриженный, с золотистыми бровями и ресницами, веснушчатый. Я никогда не забуду его лицо. Оно будет преследовать меня в кошмарах.

– Мой брат, ― сказал Руслан с горечью.

– Где он сейчас? ― сглотнула я.

Во мне теплилась робкая надежда, что, может быть, я все-таки ошибаюсь.

– Он умер. Точнее… Его убили.

– Кто убил?

– Если бы я знал. Я видел, как это случилось. Видел того, кто это сделал. Долгая история…

– Мы никуда не спешим.

Руслан тяжело вздохнул. Было ясно, что рассказ дастся ему нелегко.

– Мой брат был скинхедом, до конца жизни остался верен своим идеалам. Сначала он брал меня с собой, пытался поднатаскать, приобщить, но я понял, что не смогу так. Отстаивать убеждения, когда за одни подтяжки и бритую голову можно получить пятнадцать суток. Время российских скинхедов прошло. Это в девяностые на них закрывали глаза, а где-то даже поощряли. Сейчас за них взялись. Слишком много ментов, панков, антифашистов… Скинов осталось мало. Мы постоянно хоронили кого-то, не проходило и недели, как мы ехали на очередные похороны. Я никогда не был верен движению, но был верен брату. Если он звал, я шел, не спрашивая куда. На любую стрелу, на любую акцию. Но все же я не был с ними. Это непросто ― держаться за идею, когда все против тебя ― эпоха, общество, менты. А вот мой брат, Леха, но в мире больше известный как Ржавый, боролся, несмотря ни на что. Поступали они хорошо или плохо ― неважно. Ими правила идея, а она ― выше всего. И на очередной стреле с антифа в Днице его убили. Подло, со спины, битой по голове. Я видел пацана, который это делал. Я думал, что на всю жизнь запомню этого ублюдка. Клялся, что найду его, убью. Прокручивал сотню вариантов, как лучше его замочить. А потом его лицо стало блекнуть, стираться… Боны прочесывают Днице, ищут его. Мы с Ричем тоже ищем.