А ты пребудешь вечно - Рут Ренделл

С точки зрения Вердена, это сильно накрашенное лицо в форме сердечка, с гладкими черными волосами, разделенными пробором, могло вызывать лишь сочувствие, но, чтобы сделать приятное дочери, он выражал свое восхищение, переворачивая страницы.

Здесь были рекламные кадры из фильмов-балетов; звезда запечатлена у себя дома, на встречах с людьми, во время исполнения партий классического репертуара. Берден досмотрел альбом почти до конца.

— Ты очень красиво все оформила, дорогая, — сказал он, обращаясь к Пат, и перевернул страницу, чтобы посмотреть последнюю фотографию.

Поклонник Леони Уэст увидел бы только ее, великолепную женщину в длинной накидке с золотым шитьем. Но Берден едва взглянул на нее. Он смотрел с глухо бьющимся сердцем на толпу окружавших ее друзей. Прямо за балериной, держа под руку мужчину и улыбаясь застенчиво, с каким-то смущенным беспокойством, стояла рыжеволосая женщина, закутанная в черную с золотом шаль.

Ему не нужна была поясняющая подпись, но он прочел ее: «На снимке: на премьере балета «Тщетная предосторожность» в «Ковеит-Гардеи». Мисс Леони Уэст (справа) с актером Мэтью Лоуренсом и его женой Джеммой». Он ничего не сказал. Просто быстро закрыл альбом и откинулся назад, закрыв глаза, словно почувствовал внезапную боль.

Никто не обратил на него никакого внимания. Джон повторял доказательство теоремы, заучивая его наизусть. Пат забрала альбом, чтобы убрать его в потайное место, где она хранила свои сокровища. Было девять часов.

Грейс сказала:

— Идите, мои дорогие. Пора спать.

Последовали обычные возражения. Берден произнес ожидаемые от него суровые слова, но без всякого энтузиазма, нисколько не обеспокоенный тем, получат ли его дети требуемое количество сна или нет. Он взял вечернюю газету, которую еще не видел. Все буквы для него были просто черно-белыми символами, иероглифами, как для человека, который не умеет читать.

Вернулась Грейс, поцеловавшая Пат на ночь. Она причесалась и нанесла свежую помаду. Он заметил это и почувствовал легкое отвращение. Это была та же самая женщина, за которой полчаса назад он подумывал поухаживать с перспективой сделать ее своей второй женой. Он, вероятно, сошел с ума. Вдруг ему стало ясно: все, что он воображал сегодня вечером, было сумасшествием, плодом его собственной фантазии, а то, что ему казалось сумасшествием, на самом деле являлось для него реальностью.

Майк не мог жениться на Грейс, потому что, вглядываясь в нее, изучая ее и восхищаясь ею, он забыл о том, что должно было присутствовать в любом счастливом браке и что, совершенно очевидно, присутствовало в браке Розалинды Суон. Ему правилась Грейс, ему было легко с ней. Она являлась идеалом того, какой, по его мнению, должна быть женщина, но его нисколько не тянуло к ней. От одной только мысли о поцелуе с ней, о том, чтобы пойти дальше, чем поцелуй, ему становилось не по себе.

Грейс подвинула свой стул ближе к софе, на которой он сидел, отложила в сторону книгу, выжидающе посмотрела на него, ожидая разговора, обмена мнениями с взрослым человеком, чего она была лишена весь день. Майк же относился к ней настолько пренебрежительно, его восприятие Грейс как неотъемлемой принадлежности того мира, в который он ее погрузил, было так сильно, что ему вряд ли приходило в голову, что он может чем-то ее обидеть.

— Я ухожу, — просто сказал он.

— Как — сейчас?

— Мне надо уйти, Грейс.

И тут он наткнулся на ее взгляд. «Со мной так скучно? — сказали ее глаза. — Я делала все для тебя, следила за твоим домом, ухаживала за твоими детьми, терпела твое настроение. Неужели я настолько скучная, что ты не можешь спокойно посидеть со мной хотя бы один вечер?»

— Как хочешь, — сказала она вслух.

Дождь прекратился, и густой туман опустился на окрестности. Вода собиралась густыми каплями на деревьях и монотонно и размеренно падала с них, так что казалось — дождь все еще продолжается. Верден повернул на Фонтейн-роуд и тут же сделал разворот. Ему вдруг не захотелось, чтобы кто-то увидел его машину вечером возле ее дома. Вся улица будет настороже, готовая распускать слухи и рассказывать всякие небылицы.

В конце концов, он припарковался в конце Чилтерн-авеню. Тропинка, огибающая детскую площадку, соединяла этот тупик с соседней Фонтейн-роуд. Берден оставил машину под уличным фонарем, свет которого в тумане превратился в тусклый нимб, и медленно пошел к дорожке. Сегодня вход на нее походил на вход в темный туннель. Свет в соседних домах не горел, не было слышно ни звука в темноте, только стук падающих капель.

Он шел между кустов, ветки которых с их мокрыми умирающими листьями обдавали брызгами его лицо и цеплялись за его одежду. Пройдя половину пути, он нащупал фонарь, который всегда носил с собой, и включил его. В тот момент, когда он дошел до того места, где была калитка в заборе миссис Митчелл, он услышал за собой тяжелые шаги. Он обернулся, направив свет фонаря на пройденную часть дорожки и на белое лицо, обрамленное разлетающимися мокрыми волосами.

— Что такое? Что случилось?

Девочка, должно быть, узнала его, потому что почти бросилась к нему. Он узнал ее тоже. Это была дочка миссис Крэнток, девочка лет четырнадцати.

— Кто-то напугал тебя? — спросил Берден.

— Какой-то мужчина, — сказала она, задыхаясь. — Стоит возле машины. Он заговорил со мной. Я перепугалась.

— Ты не должна ходить одна по ночам. Он повел ее к Фонтейн-роуд, потом передумал.

— Пойдем со мной, — сказал Берден. Она задалась. — Со мной можешь не бояться.

Они пошли обратно сквозь темный туннель. У нее стучали зубы. Майк поднял фонарь и направил его свет на мужчину, который стоял возле припаркованной Верденом машины. Короткое пальто с поднятым капюшоном придавало мужчине зловещий вид, способный напугать любого ребенка.

— Ой, это же мистер Рашуорт, — смущенно сказала девочка.

Берден уже узнал мужчину и понял, что и сам узнан им. Слегка нахмурившись, он подошел к мужу той женщины, которая не оповестила полицию после предупреждения миссис Митчелл.

— Вы напугали эту юную леди.

Рашуорт заморгал от света фонаря:

— Я поздоровался с ней и сказал что-то по поводу ужасной ночи. А она пустилась наутек так, словно за ней черти гнались. Бог знает почему. Она знает меня, во всяком случае, в лицо.

— Все тут, в округе, несколько встревожены сейчас, сэр, — сказал Берден. — Лучше не заговаривать с людьми, с которыми не слишком близко знакомы. Спокойной ночи.

— Наверное, он выгуливал свою собаку, — сказала девочка, когда они вышли на Фонтейн-роуд. — Хотя я не видела его собаки. А вы?

И Берден не видел никакой собаки.

— Тебе не следует выходить на улицу одной в такое позднее время.

— Я ходила к друзьям. Мы слушали пластинки. Отец моей подруги сказал, что проводит меня домой, но я ему не позволила. Тут и идти-то всего пару минут. Ничего не может со мной случиться.