Шок-н-Шоу - Юлия Волкова

— А что я такого сказал? — жалобно проговорил Сергей. — Она ни на «слона», ни на «козу» не обиделась, а на «аппетитную попу» обиделась. Не понимаю. Я вообще-то комплимент хотел ей сделать, чтобы она успокоилась немного.

— Про попу хорошо вышло, — улыбнулся оператор. — Я думаю, эта сцена в монтаж пойдет. А как слезы у нее брызнули — красота! Я такое только в цирке видел, у клоунов.

— Я тебе когда-нибудь камеру разобью, — сказал спокойно Ежик. — И пусть меня Марфа убивает. Ты иногда таким вещам радуешься, аж страшно.

— Так это же искусство, — примирительным тоном проговорил оператор. — Документальная съемка — высокое искусство.

— Это с твоей точки зрения, Леня, — сказал Ежик. — А людям, которых ты фоткаешь, иногда это искусство может не нравиться.

— Ну… Вы в это дело сами вписались, — возразил оператор Леня. — Никто вас за руку не тянул. И что теперь? Перекур, что ли? Когда она вернется?

— Это у нас перекур, — злорадно произнес Сергей. — А ты иди и ищи ее. Создавай свое документальное искусство. Может, она тебе в камеру и выплачется. А то будет тебе от Марфы за простой.

— И то… — бормотнул оператор и, подхватив на плечо камеру, мелкими шагами засеменил в ту сторону, куда только что метнулась Пампушка.

— Ты нарочно ее разозлил? — сердито проговорила Глория, когда оператор скрылся за поворотом коридора. — Хочешь завтра провалиться?

— Я хотел ее в чувство привести, — жалобно ответил Ежик. — Ведь она дергается, как мочалка на флагштоке. Разве ты не видишь?

— Ты бы на ее месте не дергался? — еще больше рассердилась Глория.

— Я и на своем месте дергаюсь, — сказал он. — Но ведь никто съемки даже в свете новых событий не отменял. А я не хочу вылетать. Мне еще во многом разобраться надо.

— Нам всем надо разобраться, — сказала она. — Вон следователь стоит. Не вздумай перед ним дергаться. Ты вчера крепко спал в номере, а о смерти Мушкина только сегодня услышал.

— Конечно, — сказал Ежик. — Что я дурак?

— По-моему, да, — сказала Глория. — Не схвати ты тогда пистолет, никто бы тебя не подозревал.

— А по-моему, глупо подозревать человека, оставившего на оружии отпечатки пальцев, — Ежик наклонил голову, как будто бы хотел боднуть кого-то. — Нормальные убийцы не оставляют следов на пистолетах.

— Нормальных убийц не бывает, — сказала она. — Знаешь, что я хочу тебе сказать? Я намерена найти этого гада.

— Какого? — спросил Сергей. — Который Молочника убил, или который был вчера на крыше?

Глория вздрогнула.

— А разве это было… был не один и тот же… гад?

— Я не знаю, — сказал Сережа шепотом, потому что к ним направлялся Перепелкин. — Я одного понять не могу, куда он делся с крыши?

— Значит, ты не веришь в привидения? — нервно усмехнулась она.

— Это было не привидение, — сказал Ежик. — Он топал. Прямо как «аппетитная попка».

— Весело тут у вас, — подходя, проговорил Перепелкин и улыбнулся, как ему показалось, обаятельно. — За что же вы девушку обидели? Она вчера так перенервничала — не каждый день видишь, как человек с крыши падает. Я бы на ее месте ни петь, ни танцевать не смог бы.

— Она тоже не может, как видите, — сдержанно сказал Сергей. — А разве она видела, как он падал?

— А разве она вам об этом не говорила?

— Конечно, нет, — ответил Ежик.

— Почему, конечно?

— Потому что она не видела.

От Алексея Викторовича не укрылось, что девушка после этих слов юноши слегка дернулась. Еле заметно, но все-таки…

— Откуда вы знаете? — как можно спокойнее спросил он.

— Догадываюсь, — хмыкнул Ежик. — Если бы она видела, как падает с крыши человек, она бы два дня в обмороке лежала. Вы ее не знаете, а мы немножко изучили: она в обмороки падает и истерики закатывает и из-за менее стрессовых ситуаций.

— А вы?

— Что я?

— Вы бы упали в обморок, если бы увидели такое?

— Не знаю, — ответил Сергей. — Я в жизни такого никогда не видел. Только в кино.

— Значит, вы вчера ушли с крыши до того, как Игорь Николаевич упал? — нейтральным тоном поинтересовался Перепелкин, и тотчас профессиональное следовательское чутье подсказало ему, что юноша напрягся, хотя внешне это никак не проявлялось.

— Я не был вчера на крыше, — сдержанно ответил Сергей.

— Он не был вчера на крыше, — быстрым эхом повторила Глория.

— Почему вы так уверены? — спросил девушку Перепелкин.

— Потому что знаю, — с ледяным спокойствием произнесла она. — Он был в другом месте.

— Ну, и хорошо, — улыбнулся Перепелкин. — А вы с Пампушкой, то есть с Леной Петрухиной сильно не ладите?

— Мы ладим, — подумав, ответила Глория. — Сегодняшняя ситуация — из ряда вон выходящее событие. Обычно мы так не ссоримся.

— Верю, что вы помиритесь, — сказал Алексей Викторович и решил пока не давить на собеседников. Что-то подсказывало ему, что не надо этого делать. И про показания Петрухиной говорить не следует.

«Надо вгрызаться в материал, — подумал он. — Посмотреть видео, личные дела… Было бы, конечно, грамотно здесь группой работать. Но кто ж мне группу даст? Да и Марфа эта, королева, то есть Король, не допустит, чтобы тут следаки и опера толпами ходили. Хорошо меня не гонит, и на том спасибо… По логике вещей ребята должны были либо искренне возмутиться моему вопросу, либо разыграть возмущение. Но они предпочли третий вариант. И это не может не сбить с толку даже такого неглупого человека, как я».

«В иных делах стыдливость и молчанье

Вреднее откровенного признанья».

Шекспир. «Гамлет», акт 2, сцена 1

Очень было плохо Ежику. Так плохо, что он едва дождался конца репетиции (Пампушка, конечно, через десять минут вернулась, что она дура без репетиции завтра показываться!), добрался до своего номера и повалился на диван. Тучи сгущались над головой. Если завтра жюри решит, что из него артиста не получится, то завтра же наденут на него наручники, посадят в уазик — и прости-прощай, свобода, вся жизнь наперекосяк! И надо было ввязываться в это шоу! Нет, конечно, это счастье — находиться рядом с Глорией почти все время и в общем деле участвовать. Ведь ничто не сближает так, как общее дело. Но дело-то скоро может закончиться. А будет ли она ему передачи слать в тюрьму или на зону, неизвестно. То есть известно — не будет.

А как хорошо все начиналось! Он ведь давно собирался в Питер. Именно там находилось единственное во всей стране учебное заведение, в которое Сережка мечтал попасть, да куда не всякого брали. И вообще просто так туда прийти и документы подать было невозможно. Сначала приглашение присылали. Тем, кого по особым критериям отбирали. Критериям, неизвестным никому, кроме Ежика. Недаром он с третьего класса хакерским мастерством успешно занимался. А ко времени, когда он школу заканчивал, не было такой защиты, которая перед его умением выдержала бы. Вот и защита приглянувшегося Сережке вуза не устояла. Хотя в этом институте как раз и обучали созданию защитных программ информационных систем и технологий. И не каких-нибудь, а сугубо секретных, правительственных. Знал Сергей, что после такого взлома ему тоже приглашение полагается. А не пришлют, так он сам туда отправится. Ножками. И докажет, что ему, Петрову Сергею, там самое место. Вот только с деньгами проблемы были. Год надо было на хорошей работе повкалывать, чтобы на билет и жилье заработать. И увы, делая совсем не то, что он умел делать лучше всего. Говорят, в больших городах компьютерщикам разного рода легче деньги даются. Конечно, там у каждого и компьютер, и подключение к сети, и запросы программные соответствующие. А в Октябрьске только в трех крупных фирмах да на фабрике машины имелись. Да и то устаревших моделей. Простые тексты напечатать да вычисления на них еще можно было произвести. А программу какую поставить уже невозможно. Нормальная машина только у одного жителя Октябрьска была — у него, у Сергея Петрова. Спасибо дядьке, помог с покупкой — и денег дал, и в область свозил — в магазин компьютерный. Но тогда Сережке семь лет было. Потом дядька еще денег подкидывал — на модернизацию машины. А вот когда время к окончанию школы подоспело, заявил категорически: «Денег я тебе больше давать не буду. Ты теперь мужик взрослый, головастый, на дальнейшее ученье сам зарабатывать должен. Как в Америке принято. Оттого там и процветание, что с молодыми до седых волос не нянькаются». Ну, что поделать, повернут был дядюшка на американском образе жизни. Хоть и прожил всю жизнь в областном центре, магазином продуктовым заведовал. Вернее, сначала заведовал, а потом выкупил магазинчик по остаточной стоимости и полноценным хозяином стал.