Танкисты. Новые интервью - Артем Драбкин

– Стреляли ли вы с ходу?

– Стреляли. Но такой огонь не очень эффективен и предназначен в первую очередь для создания паники. Мы обычно стреляли с коротких остановок. Едешь, командуешь механику-водителю по ТПУ: «Короткая!» Он становится на тормоз, ты выстрелил, и он сразу же рычаг отпускает, после чего танк пошел дальше.

– Кто был обязан следить за боекомплектом танка?

– Все следили, и я в том числе. У нас такой случай был. Когда мы прорвались к Балтийскому морю, то разрезали немецкие войска на две группировки. И немцы для соединения со своими частями бросили против нас эсэсовские части. Соседняя с нами танковая бригада сдерживала их атаки, израсходовав при этом почти все боеприпасы. А тут противник как раз подбрасывает новые подкрепления. Немецкие танки готовятся к атаке. Тогда командир бригады по рации связался с нашим полком, и комполка приказал на один танк погрузить под завязку 85-мм снаряды, даже сверху на броню ящики поставили, и он двинулся на соединение с бригадой. Но там местность простреливалась, и этот танк немцы подбили: он загорелся, экипаж повыскакивал, произошел мощнейший взрыв после того, как сдетонировали все снаряды. Решили послать второй танк. Он уже левее пошел, по оврагу, но и его подбили. Тогда командир полка подполковник Анатолий Фролович Войновский вызывает меня – он меня уважал как лихого танкиста – и говорит: «Ерошенко, ты вот что, иди не по самому оврагу, а по его склону, там, правда, крен, но ничего, пройдешь». Нагрузили мой танк снарядами, ящики сверху закрепили, внутрь запихали по максимуму. И я стал двигаться. Так получилось, что мы попали в мертвое непростреливаемое пространство. Если бы я пошел поверху или ниже спустился, то была бы хана, а здесь танк чуть ли не сползает, но зато вражеские снаряды в него не попадают. Прошли опасный участок, вышли к позициям бригады и привезли снаряды. Только разгрузили мы танк, только соседи распределили их по танкам, как в это время началась атака немецкой эсэсовской танковой части. А они, видимо, уже видели, что стрельба с нашей стороны совсем редкая, и поняли: снаряды заканчиваются. Обычно немцы не бросали танки на танки, а здесь решили рискнуть. Так что когда они пошли, комбриг приказал подпустить их поближе – умно сработал, наши ребята как дали из 85-мм орудий, так сразу подбили несколько немецких танков. Ну, здесь я тоже пострелял, потом вернулся в полк. Комполка мне руку пожал и говорит: «Молодец!»

– Существовали ли какие-то нормы расхода боекомплекта?

– Нет, такого не было. Пополняли боекомплект на танк. В бой сходили – один израсходовал столько-то, другой меньше, третий больше. Приехал начальник артвооружения полка, привез на грузовике боеприпасы, спрашивает, сколько кому надо и каких снарядов. И выдавал по ведомости.

– Стреляли ли вы с закрытых позиций?

– Нет, уже после войны нас начали учить стрелять с закрытых позиций. И у нас, танкистов, результат был лучше на учебных стрельбах, чем у артиллеристов. Почему? При выстреле пушку бросает назад, а танк за счет тяжелой массы остается на месте. Поэтому, когда мы отстрелялись, приехал к нам командующий Северо-Кавказским военным округом и поблагодарил нас: «Ну, молодцы!»

– Во время боя в городе вы закрывали люки?

– У механика-водителя была на люке защелка и два кулачка – закрывать люк. Чтобы его не заклинило в случае чего, он обычно закрывал на один кулачок. Мы в башне, люк на торсионе оставляли открытым, он свободно ходил. А защелки перед городским боем даже стягивали ремешком, потому что были случаи, когда люк заклинило и экипаж не мог выбраться из танка. Он ведь в городе представляет собой прекрасную мишень. Если подбивают из фаустпатрона, то экипаж чаще всего гибнет. Поэтому мы всегда шли в бой со свободно ходящим люком.

– Совершали ли вы марш-броски по бездорожью?

– Марши в основном проходили по дорогам. Правда, когда мы атаковали Тукумс и немцев хорошо раздолбили у Балтийского моря, то противник перешел в контрнаступление, и часть наших отступила. Тогда наш полк с одного участка фронта решили перебросить на тот, где войска отступили. Фактически мы за ночь должны были совершить 100-километровый марш. Когда мы его совершили и приехали в назначенное время, поддержали части и остановили немецкое наступление, то у нас на многих танках на катках резина с обода отлетела. Так мы быстро ехали по асфальтовой дороге. При этом к нам посадили пехоту на броню. Пехотинцы первое время говорили: «Танкист, ссади меня, я не могу!», так как, сидя на броне, было такое впечатление, что танк сейчас поднимется в воздух, мы выжимали из танка все, что только можно. Зато потом нам меняли катки. Но, что самое главное, практически все танки дошли, остановились в дороге единицы. Кстати, Тагил выпускал танки с железными катками без резины, они громыхали страшно, мне, правда, на таком Т-34 не приходилось воевать, но у ребят отзывы об этих танках были не очень хорошие.

– Как определяли, пройдет ли танк по мосту, если рядом или на карте нет никаких знаков о его грузоподъемности?

– Тут уже на глаз. Командиры смотрели, какие там опоры или быки в воде. Если не видишь их, иногда рискнешь, иногда нет. Или брод ищешь. Мой танк относился к первому взводу второй роты, и при переправе через один мост идущий впереди танк из первой роты пошел по нему и провалился. Я полез вброд и застрял: ну, два танка меня дергали и вытащили. Стали искать другое место, отошли метров на 200–300 от моста, нашли пологий берег и с нашей, и с той стороны. С метр воды всего было. Там пересекли.

– Были ли у вас какие-либо хитрости или уловки, помогавшие выжить в бою?

– В бою многое зависело от механика-водителя, чтобы он борт противотанковой пушке противника не подставил и чтобы он по такой местности шел, где можно скрыться. Да и ты сам командуешь механику, где и как повернуть. Переговоры вели только по ТПУ. Весь экипаж по нему был связан. При этом в бою было важно грамотно работать с радистом, ведь у него рация постоянно работает, он переключал командира на меня. Так что я команды, которые подает ротный или комполка, слышал сразу же. А экипаж сам переключал по ТПУ.

– Довелось ли применять для заправки вашего Т-34 немецкое дизельное топливо?

– Нет, не доводилось. У нас на танке имелись запасные топливные баки с горючим и ЗИП, укрытые брезентом. Когда мы шли в атаку, то на исходной позиции или на рубеже развертывания снимали этот брезент и баки, да и ЗИП снимали, потому что его изрешетят и побьют из пулемета. Но был случай, когда мы пошли в атаку с марша, потому что здесь выдвинулась немецкая танковая часть, надо было ликвидировать прорыв. В результате два бака были пробиты – мне их потом заменили. Теперь расскажу забавный случай. Сразу после марша нас снова решили бросить в бой – стоим мы с баками, не успели отсоединить. Уже дали команду становиться на рубеж, и вдруг подходит ко мне пехотинец, который говорит: «Привет, танкист!» Отвечаю: «Привет, пехота!» Он продолжает: «Слышишь, видишь в 70 метрах сарай, там стоят немецкие цистерны со спиртом!» А члены экипажа это услышали и сразу же попросились: «Командир, разреши сходить». Говорю им: «Сидеть, забыли недавнюю историю?» Дело в том, что у нас как раз за неделю-две до этого был случай: когда мы выступали и становились на позицию, из соседнего взвода радиста послали пошарить в немецком блиндаже на предмет трофеев. Стрелка-радиста на такие дела чаще всего перед боем посылали, потому что механика-водителя нельзя отправить – кто танк поведет в случае чего, башнер нужен для стрельбы, а радист – это дело такое, в случае чего рацию можно напрямую переключить на командира. Тот радист нашел в блиндаже гитару, перебегал с ней к танку, и в это время немцы накрывают квадрат из минометов, прямое попадание в беднягу стрелка-радиста: его разорвало на части. Так что напомнил своим этот случай, они тихонько сидят в танке. И тут пришла команда: «Встать и закрепиться, выбрать сектор стрельбы!» Командир роты дает ориентиры, я передаю их экипажу. А до сарая всего-навсего метров семьдесят. Стоим-стоим, и снова дается команда, уже окончательная: «Стоять!» Значит, пока боя не будет. Тогда я говорю стрелку-радисту: «А ну-ка, сходи и посмотри, что там в сарае». Он пошел и возвращается со словами: «Командир, там пехотинцы с котелками лазят, внутри стоят большие цистерны со спиртом». Говорю механику-водителю: «А ну вперед, к сараю». Подъехали, у нас два бака были полны горючим, третий с маслом, а четвертый – с водой: и для заправки, и помыться, и все такое. Приказал вылить воду и набрали в последний бак около 90 литров спирта! Тут снова дают команду: «Вытянуться в походную колонну и приготовиться к маршу». Ну, совершили марш, встали на позиции. Обычно мы в населенных пунктах никогда не стояли, даже если брали какой-то город или небольшой населенный пункт, все равно нас выводили за дома или в овраги, или в лес, или в рощу. В тот раз в лес вывели. У нас спирт, а танкисты дружные товарищи, так что говорю соседям: «Ребята, жду вас с котелками!» Стал потихоньку выдавать спирт. В танке есть два бака для питьевой воды, каждый по два литра: тому, тому и тому налил, выпили немного, все такое. Вдруг приходит ко мне особист. Спрашивает: «Как дела, Ерошенко?» Отвечаю, что все в порядке. И тут он роняет: «Что-то мне говорили, ты всем какое-то особое горючее выдаешь». Говорю: «Нет, откуда у меня?» Как нет?! Предложил ему посмотреть. Риском пошел. Он открыл первый бак, там горючее, второй – горючее, подошел к масляному баку, а к тому, где спирт, не дошел. И ушел ни с чем. Я быстренько к ребятам – приказал спирт оттуда выкачать, раздали всем желающим и себе куда можно спрятали. Снова приходит особист, уже к вечеру, и говорит: «Что же ты меня обманул, хочешь в штрафной батальон угодить?» Спрашиваю, за что же в штрафбат? Тот молча стал лазить по всем бакам, нигде нет спирта. У него имелись информаторы среди танкистов. Этот старший лейтенант уважением среди нас не пользовался. Скользкий был, все пытался выискать. До него служил младший лейтенант – это был отличный парень. Расскажу, как мы с ним снова столкнулись. Однажды на марше смотрим – едут артиллеристы и на лафете орудия везут сейф. Потом увидели, что этот сейф валяется на дороге. Открывать стали – не открыли, хотя били и били кувалдами. Положили его на танк, а потом бросили. Дальше пехота едет на подводе – и у них этот сейф. Совершаем марш – опять на перекрестке валяется. А нас выводят на техническое обслуживание. Так что мы забрали с собой сейф, приехали к ремонтникам, а у технарей есть и автоген, и сварка. Сейф был несгораемый, вот тут я узнал, что это такое – он был двухстворчатый и забит песком между стальными листами. Техники все прорезали и увидели, что сейф был битком набит часами. Только начал тому и тому давать, буквально через несколько часов появился особист. Приходит и спрашивает меня: «Какие у тебя трофеи?» Удивляюсь: как какие? Показываю. Он у меня эти часы забрал – мол, в штаб фронта отправит. Штук сто реквизировал, я только часть успел раздать. Куда он эти часы дел – это вопрос.