Игрек Первый. Американский дедушка - Лев Корсунский

Сизов по-прежнему категорически отрицал свое участие в поджоге контрразведки. Иными словами, симулировал потерю памяти. Ознобишин же утверждал, что таких выпадений памяти у нормального человека быть не может.

Может ли нормальный человек делать вид, что общается с душами умерших?

Может — по заверению того же доктора Ознобишина. Мошенничество — преступление психически здоровых людей.

По сведениям, полученным майором Коробочкиным, полковник Судаков, арестовав лейтенанта Мухина, готовит новые аресты. Чекистов может устроить только террористическая организация. С размахом мужики действуют. Намеки Судакова на необходимость объединения усилий объясняются, конечно, тем, что на руках у Коробочкина козырной туз — Сизов, а что у контрразведки? Шестерки. Старый шулер Судаков вмиг оставит честного мента без единого козыря.

Удерживали Коробочкина от объединения с полковником не картежные соображения (шулера можно и канделябром приложить).

Выдувать вдвоем мыльный пузырь — это не для Коробочкина. Чем больше выйдет пузырь, тем скорее он лопнет. Впрочем, иные умельцы выдувают такие мыльные пузыри, что летают на них всю жизнь, совершая даже кругосветные путешествия. Скажем, из утренней газеты Станислав Сергеевич узнал, что его однокашник по милицейской школе Бобрышев отправился в Америку читать лекции полицейским.

Раскрываемость, а вернее — признавательность, у Бобра всегда была стопроцентной. Такое рукоделие вызывало у Коробочкина отвращение. Совершать путешествия вокруг света на мыльном пузыре он не желал.

6.

Полковник Судаков не сомневался, что вездесущий Коробочкин вскоре пожалует в Воробьевку. И застукает его на оперативной работе под псевдонимом Брокгауз.

— Это не есть хорошо… — в задумчивости проговорил контрразведчик с иностранным акцентом.

— Есть хорошо! — радостно откликнулся Игрек, греясь на солнышке у открытого окна в ожидании обеда. Он перечитал уже все сказки, которые смог достать в городских библиотеках, но детской жажды чудес не утолил.

— Иоанн Васильевич, расскажите сказочку! — ласкаясь к своей Арине Родионовне, застенчиво попросил Игрек.

Полковник безопасности уже рассказал своему агенту все сказки, что помнил с нежного возраста, а складывать новые не был обучен. Однако другого способа выйти на душевный контакт с агентом он не знал.

— Про кого тебе сказку?

— Про Красную Шапочку.

— Ну слушай. Жила — была Красная Шапочка вдвоем с матерью.

— А отец как же?

— Между нами: отцом ее был Серый Волк.

— Не может быть! — поразился Игрек.

— Еще не то может быть! Мужиков-то в их деревне почти не было.

— Разве у женщины от волка может родиться ребенок?

— В сказке — без проблем. От Красной Шапочки мать, конечно, скрывала, что ее папаша Волк. Раньше с этим строго было…

— Нельзя было спать с волками?

— Спать можно. Но анкеты всякие… Кто родители… пятый пункт… В общем, если отец волк — это как бы пятно на репутации…

— А Волк знал, что у него такая дочь?

— Понятия не имел. Пошла как-то Красная Шапочка через лес…

— Зачем?

— Бабку пирожками подкормить, старуха совсем оголодала. А навстречу Волк.

— Это я знаю.

— Про то, как он изнасиловал Красную Шапочку?

— Про это ни в одной книжке не написано.

— Скрывают.

При том, что Игрек приобрел с Алевтиной богатый сексуальный опыт, сказки он любил целомудренные. А Иоанн Васильевич, напротив, всех сказочных героев подозревал в разнообразных извращениях. Колобок у него, например, был жуткий развратник. Насиловал и старух, и стариков, и зверей. И ото всех после этого уходил, чем весьма гордился. Золушка, по Брокгаузу, была лесбиянкой, жила со злыми сестрами. Те, конечно, стали ее ревновать к Принцу. Совершенно напрасно, кстати говоря, потому что тот был фетишистом. Ничего, кроме Золушкиной туфельки, для сексуального удовлетворения ему не требовалось. И т. д. И т. п.

Нравственное чувство Игрека было оскорблено стариковской похабщиной, но страсть к сказкам требовала удовлетворения.

— Ну изнасиловал Волк Красную Шапочку, а дальше что? — капризно проговорил Долговязый, недовольный неуместной задумчивостью Брокгауза.

— Получил он у девочки нужную информацию про Бабушку…

— Дерни за веревочку — дверь и откроется?

— Типа того. И побежал к старухе.

— А Красную Шапочку он съел?

— Иносказательно. В сказках съел — значит, отодрал. — Судаков маялся, ублажая переростка детскими сказочками. И после каждого поворота сюжета норовил закруглиться. — Прибегает Волк к старушенции. Видит, лежит его теща. Отодрал он ее… Тут прибежали дровосеки — они были любовниками бабушки…

— И изнасиловали Волка, — поскучнев, вставил Игрек.

— Откуда ты знаешь?

— А что же еще могло быть? — Мальчик утратил к сказке всякий интерес.

— Не будь Красной Шапочкой, — извлек блудливый полковник мораль из своего повествования. — А то тебя во все дыры волки будут иметь!

Назидания Брокгауза имели всегда одну мораль: надо слушаться Иоанна Васильевича, тогда ничего подобного не произойдет.

Став Игреком Первым, мальчик расхотел следовать наставлениям плюгавенького старикашки.

* * *

Долговязый мог наречь себя даже императором, все равно Иоанн Васильевич опутывал его по рукам — по ногам бесчисленными паутинками, превращая в Гулливера, привязанного лилипутами за каждый волосок. Игрек не сразу уразумел, что его пленение происходит непрестанно, особенно когда Брокгауз предается сексуальным сказочным фантазиям.

— Не сегодня — завтра в Воробьевке появится Коробочкин, — перешел полковник Судаков к сути дела.

— Он предупредил?

— Оттого и появится, что не предупредил. Я сегодня выпишусь… Тебе придется попросить кое о чем Станислава Сергеевича.

— Мне он ничего не сделает…

— А ты попроси его без слов. Он не сможет тебе отказать.

— Да, но…

— После «да» «но» не ставится.

Обучая Игрека грамматике, Брокгауз умолчал об этом правиле. Мальчик постарался его запомнить.

— Коробочкин сделает все, что ты ему прикажешь. Тебя это радует?

— Нет, но…

— После «нет» «но» — тоже не ставится.

— Что же ставится после «да» и «нет»? — наивно удивился Игрек.

— Точка. Ты все понял?

— Да. Точка.

— Помнишь Сизаря?

— Угу, — сказал Игрек вместо «да», чтоб не ставить точку.