Истоки морали. В поисках человеческого у приматов - Франс В.М. де Валь

Такой подход к вопросу секуляризации мне нравится больше, чем обычный, при котором просто подсчитывается, сколько людей верит в Бога, а сколько не верит. Возможно, когда-нибудь он поможет мне подтвердить тезис о том, что активный атеизм отражает давнюю травму. Чем строже религиозное воспитание, тем сильнее стремление пойти против религии и заменить прежние постулаты новыми.

Последовательный догматизм

В США значение религии принимает угрожающие размеры, подобно слону. Отсутствие веры — едва ли не самый серьезный порок для политика, который рассчитывает победить на выборах; это хуже, чем гомосексуализм, отсутствие семьи, третий брак или неподходящий цвет кожи. Неприятно, конечно, и вполне объясняет, почему атеисты сегодня так громко заявляют о своих правах на место под солнцем. Они пытаются потыкать слона, чтобы посмотреть, не подвинется ли он немножко, не освободит ли местечко. Но и без слона им места нет, ибо какой смысл в атеизме, если нет религии?

Американское телевидение тоже не остается в стороне и иногда, будто для того, чтобы дать зрителям отдохнуть от этой неравной борьбы, вносит в нее комическую нотку в своей непревзойденной манере. Так, в студию передачи «Фактор О’Рейли», идущей на канале Fox News, был приглашен Дэвид Силверман, президент Американской атеистической организации. Темой обсуждения стали рекламные щиты, на которых религия объявлялась «надувательством». Во время интервью Силверман, сохраняя соответствующее выражение лица, утверждал, что беспокоиться не о чем, поскольку эти рекламные щиты всего лишь говорят народу правду: «Все мы знаем, что религия — это надувательство!» Однако католик Билл О’Рейли выразил свое несогласие с этим тезисом и по-своему пояснил, почему религия не является надувательством. «Вот прилив, вот отлив. Все слажено и устроено. Вы никогда этого не объясните». Я, честно сказать, впервые услышал, как приливы и отливы используют в качестве доказательства бытия Божия. Вообще, вся передача напоминала комедийную зарисовку, когда один улыбающийся актер говорит верующим, что они слишком глупы и потому не видят, что религия — чистый обман, но обижаться на правду глупо, а другой утверждает, что периодический подъем и отлив воды в океанах доказывает вмешательство сверхъестественной силы, как будто гравитационных сил и вращения планеты для этого недостаточно.

Лично я в подобных «обменах мнениями» вижу лишь свидетельство того, что верующие в защиту своей веры готовы сказать что угодно и что некоторые атеисты превратились в проповедников. В первом нет ничего ни нового, ни удивительного, а вот истовость атеистов не перестает меня удивлять. Зачем «яростно спать», если нет необходимости обуздывать внутренних демонов? Может быть, некоторые атеисты втайне жаждут религиозной убежденности, как пожарные иногда оказываются тайными поджигателями, а гомофобы — скрытыми гомосексуалистами? Возьмите хотя бы Кристофера Хитченса, покойного британца — автора книги «Бог не любовь». Его бесил догматизм религии, хотя сам он перешел от марксизма (он был троцкистом) сначала к православному, затем к американскому неоконсерватизму, а от него — к «антитеистической» позиции, которая во всех проблемах мира обвиняет религию[56]. Таким образом, Хитченс круто изменил взгляды с левых на правые: если когда-то он протестовал против войны во Вьетнаме, то потом стал едва ли не глашатаем войны в Ираке; если когда-то защищал Бога, то потом выступал исключительно против. В конце жизни он готов был Дика Чейни[57*] поставить выше матери Терезы.

Некоторые люди жить не могут без догмы, но не в состоянии решить, в чем же эта догма должна заключаться. Они становятся серийными догматиками. Хитченс признавал: «Бывают дни, когда мне остро не хватает прежних убеждений, как может не хватать ампутированной конечности», — подразумевая таким образом, что вступил в новый период жизни, отмеченный сомнениями и рефлексией. Тем не менее заканчивалось все очень просто: у него «отрастала» новая догматическая «конечность».

У догматиков есть одно преимущество: они плохо умеют слушать. И если в одном месте собирается несколько разных догматиков, возникает великолепный, блестящий спор. Примерно так же глухари собираются на току, чтобы продемонстрировать самкам великолепие своего голоса и оперения. Слушая подобные дискуссии, можно поверить в «„теорию“ спорщиков»; согласно ей разум развился, чтобы блеснуть красноречием в споре, а не для постижения истины. Университеты один за другим устраивают дебаты между религиозными и антирелигиозными «интеллектуальными гигантами», и эти дебаты привлекают толпы слушателей. Одна подобная дискуссия имела место в 2009 г. на крупной научной конференции в городе Пуэбла (Мексика). Сам я принимал участие в работе другой, более серьезной секции, но вместе с 4000 других людей присутствовал в зале, когда аудиторию разогревали перед настоящей словесной войной. На вопрос, верят ли они в Бога, руки подняли около 90 % присутствующих. Сама дискуссия была организована в откровенно антиинтеллектуальном стиле. На сцене устроили боксерский ринг (веревки на стойках, красные боксерские перчатки в углу), а участники выходили на сцену по одному под воинственную музыку. Состав спорщиков оригинальностью не отличался. Помимо Хитченса там были Динеш Д’Суза, Сэм Харрис, философ Дэн Деннетт и раввин Шмули Ботич.

Я бы очень удивился, если бы хоть один человек из присутствовавших в зале изменил в результате этой дискуссии свое отношение к религии — из верующего стал неверующим или наоборот. В ходе представления мы узнали, с одной стороны, что религия — источник всяческого зла и сильно уступает науке в качестве средства познания окружающего мира, а с другой — что без религии не было бы ни нравственности, ни надежды для тех, кто боится смерти. Без Бога правила морали становятся «всего лишь эвфемизмом для обозначения личного вкуса», восклицал раввин, потрясая руками над головой, как будто подбрасывая тесто для пиццы. Остальные говорили бесцветным, почти угрожающим тоном, как будто каждому, кто посмеет проигнорировать их послание, уготованы всяческие беды. Бог — не тема для шуток.

У меня же при виде этого цирка так и остался нерешенным вопрос по поводу атеистов-проповедников. Несложно понять, почему все религии стараются обратить людей в свою веру. Это крупные организации, денежные интересы и успех которых напрямую зависит от числа сторонников. Они строят соборы вроде того, что я посетил в Пуэбла, и часовни, такие как дель-Росарио с богатейшей позолоченой лепниной (а золото там в 23,5 карата). Я никогда не видел такого ослепительного интерьера, оплаченного, вероятно, несколькими поколениями бедных мексиканских земледельцев. Но зачем атеисту становиться мессией? И зачем выбирать мишенью лишь одну из религий, противопоставляя ее тем самым всем остальным? Харрис, к примеру, постоянно нападает на ислам, объявляя его главным врагом Запада, причем критика его касается лишь черт, которые критиковать легче всего. Покажите слушателям несколько фотографий неадекватных действий верующих, расскажите об инфибуляции[58*] — и кто станет оспаривать ваше отвращение к религии? У меня все это тоже вызывает тошноту, но если Харрис хочет показать, что религия не обеспечивает нравственности, то зачем выбирать именно ислам? Разве операции на гениталиях не распространены в США, где новорожденным мальчикам нередко делают обрезание, не спрашивая на то их согласия? Чтобы обнаружить в моральном ландшафте страшные места, необязательно ехать в Афганистан.