Аромат рябины - Ольга Лазорева

Зина молчала, опустив голову, и чертила узоры вилкой на столе.

— Ты думай, думай, — продолжила Люся и стала серьезной. — Все равно решать это придется, и, уверяю тебя, не в пользу Лидии Игнатьевны. А то потом у нее климакс начнется и вообще крышу сорвет. Оно тебе надо? О себе побеспокойся, если уж мать не хочет подумать о собственной дочери. Деньги давать, конечно, нужно, но в разумных пределах.

— Люсь, я просто уже не знаю, что делать, — тихо проговорила Зина, — но почти вся моя зарплата уходит на какие-то сомнительные лекарства и оплату консультаций у врачей.

— Слушай, Зинуль! — чему-то обрадовалась Люся. — Если тебе уж так срочно нужно, то ты можешь легко и быстро заработать эту сотню.

Зина с недоумением глянула на возбужденную Люсю. Та продолжала скоро говорить:

— Помнишь Нату? Ну, из соседнего со школой двора? Такую худенькую невзрачную черненькую девчушку с ключицами, как металлоконструкции? Так вот, она мне вчера звонила, сообщила, что со своим другом окончательно поругалась. Он ее на двадцать лет старше. Натка мне все всегда про него рассказывает. И тут предложила ее заменить.

— В смысле? — удивилась Зина и подняла брови.

— Так он ей за ночь по сто баксов отваливал, — хихикнула Люся, — и нужно ему всего раз в неделю. Ему, знаешь ли, все равно с кем, лишь бы партнерша материлась, как сапожник, когда он ее трахает. А иначе, — Люська расхохоталась, — у него не встает, у бедняжечки. Ну и чем не подработка? Четыреста зеленых в месяц гарантировано. Что скажешь? Я звоню Нате?

— Да ты с ума спятила! — возмутилась Зина. — Я не шлюха!

— Да кто об этом говорит? — искренне удивилась Люся. — Разве Ната шлюха? Смотри на это как на большое вознаграждение за маленькое неудобство, только и всего. И все справедливо!

— Нет, нет и нет! — закричала Зина и покраснела от гнева. — Сука ты, Люська! Не ожидала от тебя такого оскорбления!

— Чего ты взвилась? — спросила Люся, но не обиделась. — А когда за тобой ухаживают, цветы дарят, духи и конфеты, по ресторанам водят, посчитай, во что это парню обходится? Разве не то же самое получается? Так что не злись! Обидеть я тебя вовсе не хотела!

Зина вскочила. Люся подняла на нее повлажневшие глаза.

— Пойду я, — нервно сказала Зина. — Поздно уже.

Она быстро вышла из кухни. Люся двинулась следом. Зина оделась и открыла дверь.

— Деньги-то возьмешь? — виновато спросила Люся и начала копаться в сумочке.

— Нет, спасибо, — сухо произнесла Зина и вышла из квартиры.

Но потом вернулась, глянула на помрачневшую Люсю, чмокнула ее и, весело улыбнувшись, сказала:

— Не грузись, подруга! Вовсе я не обиделась!

Дома Зина была за полночь и увидела, что родители ждут ее. Она сняла пальто и пошла в ванную. Тщательно умылась, почистила зубы, но запах вина все равно был сильным. Когда она вышла из ванной, то столкнулась с Лидией Игнатьевной, которая стояла в коридоре и явно ждала ее. Ее лицо покрывали красные неровные пятна.

— Ты пьяна, дочь! — грозно сказала она. — Не щадишь ты нас с отцом! Где ты шлялась полночи? И почему мобильный отключила?

Зина, не отвечая, осторожно обошла ее и направилась в свою комнату. Она села на диван, опустив голову. Ждала, что сейчас мать ворвется к ней и устроит разнос. Но ничего не происходило. Она лишь слышала приглушенный голос отца в коридоре. Он что-то сердито выговаривал Лидии Игнатьевне, та отвечала не менее сердито. Потом все стихло. Зина подняла голову и увидела свое отражение в зеркале шкафа напротив. Она внимательно посмотрела в свои яркие глаза, машинально отметив еле заметные морщинки в уголках.

«Мне двадцать шесть лет», — подумала она, чувствуя странную грусть.

Опьянение начало проходить, и ей становилось на душе все противнее.

— И что дальше? — спросила она вслух и встала.

Подойдя к окну, выглянула на улицу. Ночь была тихой, город спал под тускло мерцающими в темном небе звездочками. Кое-где светились окна и редкие фары машин, скользящих по дороге. На пустынной улице показалась пара в спортивных костюмах. Впереди шустро бежал фокстерьер.

— И что дальше? — вновь спросила Зина, провожая глазами пару, весело о чем-то переговаривающуюся.

На душе становилось все более тоскливо. Она прекрасно понимала, что мать навсегда останется матерью, что в сорок шесть лет никого не переделаешь, что это бессмысленно, но все равно так дальше продолжаться не может. Она пыталась принять какое-то решение, но ситуация казалась безвыходной. Зина отошла от окна, легла на диван и горько разрыдалась.

Утром Зиночка впорхнула в офис, яркая и хорошенькая, как всегда. Она поздоровалась со всеми, отдельно ни к кому не обращаясь. И уселась за свой рабочий стол.

— Ну просто мотылек, — заметил один из мужчин. — Беззаботна, как обычно.

— А какие могут быть у стервы заботы? — тихо заметил другой.

И они, переглянувшись, рассмеялись.

Края черного пакета для мусора загибались за ободок помойного ведра, образуя причудливо замятую поблескивающую юбочку. Капельки застывшего томатного соуса казались красными букашками, неподвижно сидящими на этой юбочке. Из ведра торчало немного вбок, как дуло из окопа, узкое горлышко стеклянной бутылки от вина. С него свисали увядшие потемневшие стебельки петрушки вперемежку с засохшими сморщившимися нарциссами.

Из-под гладкого бока бутылки остро блестела измятая серебристая фольга обертки от шоколада. Из-под нее словно выползали, змеясь, кольца грязно-коричневой картофельной шелухи. На них побуревшими фрагментами плоти лежали обрезки мяса. И тут же сочно зеленели кружочки срезанных огуречных попок. Очистки от шампиньонов, казавшиеся обрывками серой тряпки, валялись на ворохе золотистой луковой шелухи. Кое-где мягко белела мука, которую стряхнули с рук.

По центру возвышался изрезанный оранжевый пустотелый шар, получившийся из толстой кожуры, аккуратно снятой с целого апельсина. На нем растянулся презерватив клубничного цвета.

Дверца под раковиной приоткрылась, и изящная женская рука с длинными наманикюренными пальчиками на секунду, словно задумавшись, замерла над презервативом. Потом пальчики разжались, и в ведро упала туго свернутая белая прокладка с проступающими по краям бурыми пятнами…

Моя дочь Катя, студентка последнего курса филологического факультета пединститута, начала работать в школе. Она устроилась в физико-математический лицей, где были только 10 и 11-е классы. Часто она брала тетрадки с сочинениями домой для проверки. Мне доставляло удовольствие наблюдать, как она иногда буквально давится смехом, читая эти творения. Периодически Катя отрывала голову от тетрадей и цитировала вслух особо примечательные места.