Попаданка. Мама – служанка - Елена Белильщикова

ведь не хотела показывать, что привязалась к Ратмиру, не хотела! Но сорвалась.

Глаза Ратмира стали большими, будто плошки. От удивления. Но он не стал виниться, как я думала. А… лишь рассмеялся.

– Зачем надо мной смеешься, князь? – всхлипнула я, чувствуя боль в сердце. – Разве смешно то, что чувства у меня к тебе проснулись?

– Послушай, Злата, – мягко проговорил Ратмир, скользнув передо мной на колени, и взял мои ладони в свои. – Не знаю, откуда ты взяла такую глупость, кто сказал тебе, кто очернил меня, но нет у меня никакой любовницы. Клянусь честью своей.

Что? Нет любовницы? Мои слезы от изумления высохли на щеках. И я подняла голову, глядя на него недоверчиво.

– Но там, на кухне, служанки шептались… что еду готовят заморскую и носят куда-то в покои тайные… – пролепетала я, чувствуя себя глупо перед улыбающимся нежно Ратмиром.

Он осторожно прикоснулся горячими губами к моим ладоням, покрывая их поцелуями.

– Есть у меня пленник, Злата. Очень ценный тайный пленник. Вот ему еду особую и готовят, и носят… не в покои сегодня несли, а в подземелье. Туда я часто спускаюсь… поговорить с ним. Только не говорю я об этом никому. И ты молчи, Злата. Только тебе доверился я.

Поцелуи Ратмира стали жарче. И перешли уже на запястья. Я вздрогнула от внезапных уколов желания. Ох, умел он… и показать, насколько нравлюсь я ему, и не перейти черту заветную, не сделать свои ухаживания пошлыми или развратными.

– А ты… – прошептала я, задыхаясь от неведомого раньше чувства, начиная ерзать и извиваться от поцелуев в руках Ратмира. – Покажешь мне этого пленника?

– Когда-то покажу, – в голосе Ратмира чувствовалась прохладца, но поцелуи по-прежнему были горячими.

Толкнув меня на кровать, он принялся осыпать мою шею не то укусами, не то ласками, заставив застонать в голос. Но от его скрытности мне снова стало больно. И я оттолкнула его с силой.

– Тогда когда-то и поцелуешь! – в моем голосе явственно прозвучала обида.

– Эй, ну, что ты? – Ратмир сел рядом со мной на кровать и успокаивающе обнял меня. – Не обижайся. Пообещал же. Но не дело девкам по подземельям шастать. Еще плохо тебе станет.

– А тебе-то что до того? – дерзко выкрикнула я. – Кто я тебе? Просто Злата… девушка, что мать Дарену твоему заменила!

– Нет, – серьезно проговорил Ратмир, притягивая меня ближе к себе и просто обнимая крепко-крепко, почти пряча меня в своих медвежьих объятиях. – Ты не просто девушка для меня, Злата. Я… тоже к тебе чувства испытываю. Да только говорить о них боялся. Думал, вдруг не нравлюсь я тебе. Дичишься ты меня, избегаешь все время. О работе по дому только говоришь, будто прячешься.

– Может, и прячусь, – я спрятала лицо на широкой груди Ратмира и тихо призналась. – Странное чувствую я, Ратмир. Много во мне от Златы осталось. Любила она поначалу Велеса, и он ее любил сильно. А потом у них все разладилось. Как обычно это бывает, бытовуха, еще и тайна Велеса грызла, и он на ней срывался попусту… вот она и посчитала, что разлюбил он ее, и потухла. Потеряла интерес ко всему. Даже к сыну родному, как считала она тогда. Сам видишь, что из этого вышло? Дарен заброшенный стал. Да и Злата умерла в невзгодах, в грусти, растаяла будто… Жаль мне ее сильно, боюсь и я… что стану такой, как она, неприкаянной душой. Если к тебе сильно потянусь, как она к Велесу тянулась.

– Так я не обижу, Злат, – заморгал немного непонимающе Ратмир. – Чего это я на женщин руку поднимать стану?

– Я не об этом, – грустно покачала головой я и продолжать не стала.

О чем мне говорить этому… может и хорошему, но средневековому мужчине? О том, что у тела, доставшегося мне, триггеры, как по-новомодному называют их, есть? Что дрожит тело Златы от страха, когда его мужские руки касаются? Что сжимаюсь я внутри, когда Ратмир голос на меня повышает? Что угождать мне ему хочется, лишь бы не ругал, да плакать? С этим на Земле к психологу по семейным отношениям идти нужно. А не Ратмиру душу изливать.

– Так ты это… любишь Велеса до сих пор?! Как она, Злата, любила?! Не разлюбило тело твое Велеса и душа твоя, попаданка?! – прорычал вдруг Ратмир, не на шутку испуганный данным предположением.

Он набросился на меня, не дожидаясь ответа. Губы мои он уже целовал, не руки, не шею. Да так горячо целовал, что… будто не целовал, а терзал он меня. Наказывал за ревность свою и предположения.

– Нет! – едва я смогла вырваться от Ратмира и оттолкнуть его, тяжело дыша. – Не люблю я Велеса! Не Злата я, ты прав, а попаданка! Страх у меня к нему остался. О том, что обидит он меня. Он или любой другой мужчина. Оттолкнет, когда плакать буду, а не утешит. Словом насмешливым полоснет, когда о любви заговорю. Неважно… с тобой или с ним.

Я притихла, сжавшись в клубочек, и обняла свои колени, подтянув ноги к себе. Ратмир молчал и смотрел на меня непроницаемым взглядом. Я тоже молчала. Почему-то вспомнилось, как на Земле, еще в студенчестве, первая призналась в любви парню и рассказала, что боюсь своего первого раза, что невинная я. И как парень посмеялся над моими страхами. И сказал, что не люблю я его, раз в первую ночь отдаться не готова. Да, сейчас я понимала, что глупости это были, что мне просто не встретился нормальный, любящий и понимающий мужчина. Но я помню, как проплакала целую ночь после этого происшествия.

– Что ж, Злата, не доверяешь, значит, мужчинам? – голос Ратмира изменился и стал низким и бархатным, словно ласкал он меня им. – Значит, честь мне выпала полечить тебя изнутри, как и снаружи. Чтобы не боялась ты ни моего голоса, ни моих касаний. Приручить тебя сперва нужно, как зверушку лесную, а уже потом…

– А что потом? – вдруг хрипло от сдерживаемых слез перебила я Ратмира. – В постель уложить? Так лучше со служанками своими спи или любовницу и вправду находи себе. Потому что я просто для постели не гожусь. Я, если влюбилась, то… до конца. И ты мне сердце тогда легко разбить сможешь. Когда из постели своей вышвырнешь.

Последние