Эхнатон, живущий в правде - Нагиб Махфуз

Когда дела пошли совсем плохо, в храм пришел Хоремхеб.

— Мери-Ра, ты верховный жрец Единственного и ближайший друг царя, — сказал он.

— Это всего лишь дар Бога ничтожнейшему из слуг фараона, — ответил я, гадая, что привело его ко мне.

— Ситуация требует смены политики, — начал он.

Я решительно ответил:

— Внимай только Божьему гласу.

Он нахмурился.

— Я надеялся на деловой разговор.

— Вести деловые разговоры способны лишь искренне верующие, — отрезал я.

Узнав о решении приближенных Эхнатона покинуть царя под предлогом защиты его жизни, я сказал Эйе:

— Я не могу одобрить возвращение к язычникам.

Мой государь отказался пойти на компромисс. Нельзя сказать, что Эхнатона не заботило благополучие страны; у него тоже был свой план, позволявший избежать гражданской войны. Он собирался выступить перед народом и мятежниками в одиночку. Царь не сомневался, что сможет заново обратить людей в свою веру. Но к тому времени приближенных Эхнатона успели убедить, что его собираются убить, а если они не согласятся уйти, то скоро заплатят за это собственной жизнью. Все бросили его. За мной пришли вооруженные воины. Стражам, оставшимся с Эхнатоном, было приказано остановить царя, если он попытается выйти из дворца. Так они помешали ему обратиться к народу. От него ушла даже Нефертити. Не могу представить себе, что она сделала это добровольно; думаю, ее тоже увели силой. Он очень переживал за веру, которую пытался растить в душах людей и потратил на это всю свою жизнь. Потом мы узнали, что он заболел, а сразу вслед за тем пришла весть о его смерти. Честно говоря, я сомневаюсь, что его смерть была вызвана болезнью. Думаю, что грязные руки жрецов Амона наконец добрались до его чистой, непорочной души. Он умер, так и не узнав, что я не хотел покидать его до последнего.

Мери-Ра снова умолк. Он долго смотрел на меня, а потом сказал:

— Эхнатон не умер и не умрет. Потому что он обрел вечную правду. Настанет день, когда он победит. Он слышал голос Бога, обещавший никогда не покидать его.

Мери-Ра протянул руку, открыл стоявший рядом шкафчик, достал лежавший там свиток папируса и протянул мне.

— Здесь записаны все его проповеди и гимны, — сказал он. — Изучи их, юноша. Может быть, твоя душа любителя правды найдет некоторое утешение в его словах. Ты бы не отправился в такой долгий путь без важной причины.

Чтобы встретиться с Меем, мне пришлось совершить поездку на окраину империи, в Рано-Колбура, где стояли палатки его Пограничной армии. При Эхнатоне он командовал вооруженными силами страны и в новую эру по праву сохранил свой пост. Это был пожилой человек огромного роста, с суровым лицом. Он показался мне довольно тщеславным. Прочитав отцовское письмо, Мей обрадовался возможности поговорить. Думаю, я дал ему возможность излить свои чувства, редкую в этой отдаленной местности.

— Еретик! Подлый простолюдин, извращенность которого заставляла опускать глаза первых вельмож страны! Армейские барабаны умолкли, торжественные знамена были опущены; с трона фараонов доносились звуки музыки. Я, командующий вооруженными силами, был вынужден прозябать в праздности в то время, когда империю рвали на части. Наши верные друзья и союзники молили о помощи, а я не мог и пальцем пошевелить. Так продолжалось до тех пор, пока их крики не растаяли в воздухе. Потому что при Эхнатоне армия потеряла боевой дух. Мы стали предметом насмешек и легкой жертвой для бандитов.

К счастью, я никогда не относился к числу его близких друзей. Но долг службы требовал, чтобы я время от времени ездил в Ахетатон. При этом я неизменно спрашивал себя, как этому извращенцу удалось обмануть таких людей, как Эйе, Хоремхеб и Нахт. Я всегда чтил богов и традиции своей страны и пришел в неистовый гнев, когда впервые услышал о его пресловутом новом боге. Когда Эхнатон приказал закрыть храмы, я был уверен, что на всех нас падет страшное проклятие. Однажды мне пришлось приехать в Фивы. Вечером меня посетил верховный жрец.

— Надеюсь, мой визит не смутил тебя, — сказал он.

— Для меня это большая честь. Мой дворец к твоим услугам. — Моя прямота заставила его опешить.

Жрец поблагодарил меня, а потом сказал:

— Ты спасен, Мей. Понимаешь, люди лишились своего единственного утешения. Они привыкли искать убежища у богов, приносить им жертвы и получать их благословение. В трудную минуту они торопились к жрецам, которые были их поводырями как на этом, так и на том свете. А посмотри на этих бедняг сейчас. Они похожи на заблудившихся овец.

— Что толку в жалобах? — с досадой сказал я. — Разве наш долг не заключается в том, чтобы избавить страну от его безумия?

— Если мы поступим так, как ты советуешь, начнется страшная война, — после недолгого раздумья ответил жрец.

— Значит, решения нет?

— Есть. Нужно убедить его приближенных.

— И надеяться нечего.

— Мы прибегнем к крайним мерам только тогда, когда у нас не останется выбора.

— Если понадобится помощь военных, я вам ее гарантирую, — сказал я.

Убедить людей из ближайшего окружения Эхнатона все же удалось, но на это ушло больше времени, чем мы рассчитывали. Стране уже начинала грозить гражданская война. Оставалось только одно: спасти то, что оказалось под руинами.

Люди спрашивали себя, почему светлый сон превратился в кошмар. Лично я считаю, что это было неизбежно. Все объясняется слабостью еретика, как телесной, так и умственной. Царица баловала сына и прятала его от всех. Когда же царевич смог сравнить себя с такими умными и талантливыми сверстниками, как Хоремхеб, Нахт и Бек, это возбудило его ревность. Контраст был разительный. Он таил свой позор под вуалью женственной мягкости и нежности, но в глубине души мечтал уничтожить всех, кто сильнее его, будь то бог или жрец, и стать единственной силой в стране. Некоторые люди видели его душевную слабость и пользовались ею в собственных корыстных целях. Они быстро приняли его религию — не из страха перед его властью или веры в его бога, но исключительно из алчности. Его слабость поощряла жадных и честолюбивых. Они пели с ним в храмах, а потом выходили и отнимали у бедняков последнее. Когда люди начали бунтовать, он обращался к ним с проповедями любви, вместо того чтобы послать войска. Эти продажные твари покинули своего недоумка только тогда, когда им самим начала грозить смерть. Они бросили фараона и присоединились к его врагам, нагруженные добычей. Именно поэтому я и возражал, когда верховный жрец Амона предложил поторговаться с ними.

— Не нужно предупреждать их, — сказал я. — Не езди в Ахетатон. Позволь моим воинам захватить их врасплох, уничтожить и восстановить справедливость.

Тото с жаром поддерживал меня, но верховный жрец выступал за мирные переговоры и возражал против кровопролития.