Последнее волшебство - Мэри Стюарт

Я углубился в их изучение, но вскоре заметил, что он дожидается с еще какими-то записями в руках.

– Я полагаю... – неуверенно начал он. Но потом решился и продолжал уже настойчивее: – Я не думаю, что в последние годы своего правления король Утер правильно оценивал военное значение дороги через Пеннинский Проход. Когда меня, совсем еще молодым, прислали сюда , я воспринял это назначение всего лишь как учебное. Здешняя крепость в дальнем порубежье мало чем отличалась в то время от соседнего Озерного форта, вернее, от его развалин... Не так-то легко было привести ее в надлежащий вид. Ну а потом ты знаешь, милорд, что было: война отодвинулась к северу и к югу, король Утер занемог, в стране пошли раздоры. Про нас, как видно, было забыто. Я отправлял время от времени гонцов с вестями, но не получал ответа. И тогда, для собственного осведомления и, признаюсь, развлечения, я стал посылать людей – не солдат, а мальчишек из города, которые побойчее, – собирать сведения. Я виноват, знаю, но...

Он замолчал.

– Ты эти сведения оставлял при себе? – спросил я.

– Но не из дурных побуждений, – поспешил он оправдаться. – Один раз я отправил с гонцом известие, которое счел важным, но ни о гонце, ни о донесении больше не было ни слуху ни духу. С тех пор я воздерживаюсь доверять важные вести гонцам, ведь до короля они, может быть, даже и не доходят.

– Могу уверить тебя, что моим письмам, только бы их довезли, король окажет полное и безотлагательное внимание.

Во все время нашего разговора комендант украдкой недоуменно разглядывал меня: я держал себя так, как предписывало мое скромное обличье. Потом, потупясь, он негромко произнес:

– Королевская грамота и печать диктуют мне безоговорочное к тебе доверие. А имя твое мне не дозволено будет узнать?

– Если тебе угодно, я его открою. Но лишь тебе одному. Ты дашь мне слово?

– Разумеется.

Он чуть заметно пожал плечом.

– В таком случае я – Мирддин Эмрис, проще – Мерлин. Но сейчас я совершаю путешествие под именем Эмриса, странствующего врачевателя.

– Господин!..

– Нет, нет, – остановил его я. – Сядь. Я сказал тебе это затем лишь, чтобы ты не сомневался: собранные тобою сведения попадут прямо к королю и в кратчайший срок. А теперь я хотел бы посмотреть эти записи.

Он разложил передо мною листы, и я углубился в них. Карты укреплений, численность войск и оружия, передвижение отрядов, запасы, корабли...

Изумленный, я поднял голову:

– Но ведь это позиции саксов?

Он кивнул.

– И притом данные самые свежие. Мне посчастливилось нынешним летом: меня связали – неважно как – с одним человеком из Союзных саксов третьего поколения. Многие из тех, чьи предки давно осели на наших берегах, и он в их числе, заинтересованы в том, чтобы все оставалось как есть. Союзные саксы блюдут давний договор свято. И к тому же, – улыбка тронула его суровый молодой рот, – к тому же они не доверяют пришельцам. Иным из заморских гостей все равно, кого сгонять с насиженных мест, богатых ли Союзных саксов или британцев.

– Значит, эти сведения – от него? И ты считаешь, что на него можно положиться?

– Думаю, что да. То, что мне удалось проверить самому, подтвердилось. Не знаю, какими данными и насколько свежими располагает Верховный король, но мне кажется, надо обратить его внимание вот на это... вот тут говорится про Элезу и Сердика Элезинга, что означает...

– Сын Элезы, я знаю. А Элеза – это другое имя нашего давнего друга Эозы?

– Верно, милорд. Сына Хорзы. Ты, конечно, знаешь, что после того, как он вместе с родичем своим Октой сбежал из темницы Утера, Окта в Рутупиях умер, но Эоза добрался до Германии и поднял Колгрима и Бадульфа, сыновей Окты, на войну против наших северных пределов... Но вот чего ты, быть может, не знаешь, это что Окта, умирая, провозгласил себя здесь, на нашей земле, «королем». Это означало всего только подтверждение титула вождя саксов, который он носил как сын Хенгиста, ни Колгрим, ни Бадульф не придавали ему особого значения, но теперь их обоих уже нет, и вот...

– Эоза выдвинул те же притязания? Понимаю. И успешно?

– Кажется, да. Он именует себя королем западных саксов, а его юный сын Сердик прозывается «Этелинг», то есть потомок какого-то их давнего героя или полубога. Прием обычный, но дело в том, что их люди поверили. Саксонские вторжения сразу предстали в новом свете.

– Тут и верность Союзных саксов может покачнуться.

– Об этом и речь. Эозу и Сердика все почитают. Сам понимаешь – короли. Союзным саксам они обещали соблюдение их прав и порядка, новым захватчикам грозят беспощадной войной. В этом что-то есть. Я хочу сказать, что Эоза не просто хитрый грабитель чужих берегов. Он положил начало легендам о героях-королях, король у них теперь – признанный законодатель, обладающий властью даже изменять прежние обычаи. Например, обычай хоронить мертвецов. Теперь они мертвых, по моим сведениям, больше не сжигают и даже не закапывают вместе со всеми доспехами и ценностями, как у них повелось исстари. Сердик Этелинг объявил, что это расточительство. – Молодые губы моего собеседника снова тронула невеселая усмешка. – Теперь их жрецы творят над оружием умерших ритуал очищения, и оно опять идет в дело. Они даже уверовали, что копье, которым пользовался доблестный боец, придаст доблести и своему новому владельцу... А оружие, взятое у побежденного, постарается отличиться, чтобы смыть с себя позор. Это опасные люди, говорю тебе. Может быть, самые опасные после Хенгиста.

Я выразил ему свое восхищение.

– Можешь не сомневаться, что король тоже оценит твои сведения по достоинству, как только ознакомится с ними. Ты ведь сам понимаешь, насколько они важны. Сколько времени тебе понадобится, чтобы сделать копии?

– Копии у меня есть. А эти записи можно послать королю безотлагательно.

– Отлично. А сейчас, если позволишь, я добавлю несколько слов от себя и приложу еще мое собственное донесение об Озерном форте.

Он принес мне письменные принадлежности, поставил на стол и шагнул к двери.

– Пойду распоряжусь насчет гонца.

– Благодарю. Но одну минуту.

Он остановился в дверях. Мы разговаривали с ним по-латыни, но в его выговоре было что-то, что выдавало уроженца запада. Я сказал:

– В таверне я слышал, что твое имя – Геронтий. Ошибусь ли я, если предположу, что прежде оно было Герейнт?

Он широко, наконец-то молодо улыбнулся.

– И было, и есть, милорд.

– Артур будет рад узнать это имя, – сказал я и занялся письмом.

Он постоял мгновенье, потом распахнул двери и передал кому-то невидимому свои распоряжения. Вернулся в комнату, подошел к стоящему в углу столику, налил в кубок вина и поставил передо мной. Я слышал, как он набрал в грудь воздуху, чтобы заговорить, но так ничего и не сказал.