И целый мир против! - Татьяна Луганцева

– Я что-то не пойму… Он за тобой ухаживает? – спросила Ася, удивлённо посмотрев на подругу. – Хотя, чему я удивляюсь? Ты у нас как солнце. На твоей орбите только звёзды.

– Прекрати! Обыкновенный садовник.

– А ты бы хотела необыкновенного садовника?

Яна засмеялась, и подруги принялись за работу.

Через два часа, вымыв руки и приведя себя в порядок, Яна отправилась в лечебное заведение. Она нашла медсестру и попросила её проводить к заведующему.

– У нас только один врач остался, – ответила девушка. – Зинаида Ивановна. Она одна за всех. Пройдите во вторую дверь.

Яна постучала в крашенную белой краской дверь и получив утвердительный ответ вошла в кабинет. За столом сидела пышная дама, которую она уже видела. Докторша подняла глаза от истории болезни, которую старательно заполняла шариковой ручкой и спросила:

– Слушаю вас. По какому вопросу?

– Здравствуйте. Меня зовут Яна Цветкова. Хочу у вас кое-что узнать.

– Проходите. Садитесь. – Врач отложила ручку в сторону и внимательно посмотрела на Яну. – Так какое у вас дело?

Яна кивком поблагодарила её и села на предложенный стул.

– Я случайно познакомилась с вашей пациенткой. Она назвалась Вероникой. Девушка меня очень заинтересовала, и я пришла к вам подробнее узнать о ней.

– Познакомились на кладбище?

– Да.

– А вы, простите, тут в каком качестве?

– Я по-дружески помогаю Стефании Сергеевне с ремонтом.

Врачиха кисло усмехнулась.

– Понятно… Помогаете устраивать весь этот бардак.

– Почему бардак?

– А как ещё это можно назвать? Психиатрическую лечебницу закрыли, сотрудников уволили, больных по разным учреждениям распихали. Правда, не всех… Кое-кто ещё остался. Вот и мне тут больше делать нечего. Надо дом продавать и искать себе новое место жительства и работы. Сами понимаете, в моём возрасте это уже проблема.

Яна удивилась:

– А зачем дом продавать. Отремонтируем здание, и всё будет по-прежнему.

– Нет, не будет. С психиатрической лечебницей покончено. Здесь будет что угодно, но только не прибежище для несчастных людей. Ей хочется невестку на ноги поставить, для этого всё она и затеяла. Старается. Ну, а наши специфические пациенты, кому они нужны? Да никому. Осталось их совсем немного, тех, у кого нет родственников. Вся нагрузка на меня легла. Сделала запросы в близлежащие профильные заведения, жду ответа. Везде мест нет, всё переполнено, никому лишние пациенты-хроники не нужны. Забрать-то их обязаны, здание в аварийном состоянии, но не забирают…

– А вы здесь за главную? – спросила Яна.

– А что, разве не видно? Я была заведующей и останусь до конца, пока всех не пристрою. А сама на заслуженный отдых, пора уже, – тяжело вздохнула Зинаида Ивановна.

– Вы молодец. Извините, это я совершенно искренне, как медик говорю. Я тоже медичка, и тоже переживаю за своих пациентов. Так что с Вероникой?

– А что конкретно вас интересует? Диагноз я по врачебной этике сообщать не имею права. Вы ей кто?

– Да никто… Просто понравилась она мне, жалко… Молодая, на кладбище пропадает.

– Вероника местная. Как мать похоронили, она с кладбища не уходит. За ней глаз да глаз постоянно нужен. Куда теперь её отправят, не представляю…

– А ее маму знали? – спросила Яна.

– Надежду Власьевну? Конечно… Очень хорошая женщина была, умерла лет пять назад. Пока Надежда жива была, её Вероника только на короткие курсы в лечебницу ложилась, а так жила дома, под материнским присмотром. А теперь она совсем брошенная стала. Здесь места знакомые, больница родная и самое главное – могила матери! Я, если честно, за Веронику больше чем за всех остальных своих пациентов переживаю. Она в другом месте точно пропадёт.

– А она может жить вне диспансера, – спросила Яна.

– Может, но под постоянным присмотром. Чтобы контролировали приём лекарств, она забывает, может уйти и потеряться во времени и в пространстве. А так, конечно, совсем не опасна, но одна жить не сможет. Ситуация патовая. А вы зачем интересуетесь? Хотите её забрать к себе? Сложная девушка. Хорошенько подумайте.

– Нет, что вы. Я ей никто, да и живу очень далеко отсюда, в Москве. У меня там бизнес, я так просто бросить дело не могу.

Взгляд Зинаиды Ивановны стал недобрым. Она словно спрашивала: а чего ты тогда тут задаёшь вопросы и от дела отвлекаешь? Яне стало неудобно.

– Извините, но Вероника постоянно находится на кладбище, которое теперь на моём попечении. Я должна знать, что мне с Вероникой делать.

– Понятно. Так это вы вернулись с того света? – посмотрела на Яну Зинаида Ивановна таким тяжелым взглядом, что Яна просто почувствовала всю тяжесть на своих плечах.

– Я? Нет! Ну я, конечно, попадала в переделки… Но так, чтобы похвастаться, что с того света вернулась… не могу, – честно призналась Цветкова.

– Да это местные так говорят. Вы не были в нашем краеведческом музее?

– Нет, еще не довелось. А что, там интересно? – удивилась Яна.

– Очень. А вы сходите и многое узнаете. В нашем музее всего один сотрудник, он же сторож, директор и экскурсовод – Яков Соломонович… Небезынтересный человек, – сказала Зинаида Ивановна. А потом добавила: – Вы простите меня, но дел по горло.

Яна вскочила со стула.

– До свидания, Зинаида Ивановна. Приятно было познакомиться. Вы мне очень помогли. – И со словами «Счастливо оставаться!» она закрыла за собой дверь кабинета.

Каждое заведение имеет свою ауру, свой собственный запах. Например, кинотеатры – это что-то современное, мимолетное, так, на один раз – попкорн, смех или слёзы… Аура непостоянства, кинокартина сменяется кинокартиной, не успевают накопиться эмоции. Всё ради денег, а деньги, как известно, не пахнут. Такой быстрый ручей впечатлений.

В музеях иная аура, густая, пыльная и таящая в себе загадку веков. Каждая вещь – уже сама по себе произведение искусства, даже если это простой обломок палеолитической керамики первой половины каменного века. В залах музея чувствовалась любовь сотрудников и научных работников, которые собирали будущие экспонаты, бережно хранили и изучали их.

Яна доехала на маршрутке до краеведческого музея. На самом деле, город-то был небольшой, и всё в нем, по меркам Москвы, было близко. Здание музея ничем не отличалось от домов, которые находились на этой улице. Милые, небольшие, двухэтажные частные дома. Только вывеска «Краеведческий музей» сообщала о его статусе. Яна толкнула дверь и оказалась в просторном помещении.

Она предполагала, что её встретит какая-нибудь немолодая женщина, продаст ей билет, и дальше она уже сама ознакомится с экспозицией. Но женщины-кассирши не оказалось, а Яна попала в музей. Не было никакого коридора со скрипящим половицами, никакой стойки.